Он оставил ключ от каюты на диванчике и захлопнул дверь поплотнее. Хорошо бы, не хватились его хотя бы до Нижнего. Скорее всего и не хватятся: деньги-то плачены до Саратова. Он сошел на берег.
От тихой каюты к тихой пристани: сугубо домашним заведением оказался «Водхоз». За зеленым забором во дворе, заросшем беспорядочной травой, за деревянным столом, вкопанным в землю, трое мускулистых работников водного транспорта (или отдыхающих?) в одних трусах вдумчиво забивали козла. Увидев пришедшего Сырцова, трое с готовностью оторвались от основного занятия и вскинутыми вверх руками, в которых держали положенные им костяшки, приветствовали его. Самый немускулистый поинтересовался:
— К нам? — и, увидев утвердительный сырцовский кивок, крикнул: — Рая! — и Рая появилась на высоком крыльце. — Жилец, Раиса.
— Здравствуйте! — пропела недурная еще и любезная бабенка Раиса. — Добро пожаловать! Надолго к нам?
— Здравствуйте, Рая. На недельку можно?
— А почему же нельзя? Милости просим.
Холл на первом этаже, а рядом — по-старому — красный уголок с телевизором. По лестнице вверх, и там, где на первом этаже холл, кухня. Сырцов, впрочем, не собирался пользоваться ею. Коридор, по обеим сторонам которого двери номеров.
— Мне бы с окном на Волгу, — попросил Сырцов. Рая понимающе улыбнулась симпатичному мужчине и сообщила:
— Нашим-то надоело на нее глядеть, а отдыхающим обязательно на Волгу.
И распахнула предпоследнюю дверь слева. Приемлемо вполне. Чистенько и даже уютно. Еще и Волга в окне.
— Удобства? — осведомился настырный Сырцов.
— Напротив кухни. Там и душ.
— Рая, да у вас же рай! — каламбуря, восхитился он.
— Жильцы не жалуются, — скромно призналась Раиса. — Платить сейчас будете? Тогда располагайтесь, а потом ко мне спуститесь.
— Я с вами спущусь, — решил Сырцов. — После устраиваться буду.
Раиса детским почерком списала данные его паспорта в здоровенную конторскую книгу, выдала квитанцию за оплаченные дни, вручила ключ от номера, и Сырцов стал полноправным жильцом «Водхоза».
Перво-наперво снял куртку и сбрую. В куртке напарился, а сбруя натрудила еще не до конца здоровый бок. Подвергнув наружному наблюдению залепленную пластырем рану, остался доволен и в одних трусах шумно, со стоном матраса гукнулся на кровать.
Завтра за дела, а сегодня можно и расслабиться. Он прикрыл глаза и принялся слушать новые звуки, которые вмиг его убаюкали. Снились лихорадочные сны из его, Сырцова, сверхъестественной жизни, в которой он в одной рубашке и почему-то вовсе без порток бродил по людным улицам, старательно прикрывая срам полами этой рубашки. Рубашка была незастегивающейся распашонкой, которая все время расходилась, обнаруживая его мужские стати. Уйти, спрятаться не удавалось. Он забегал в проулки, он открывал двери, он взбегал по диковинным лестницам, но всюду его преследовали недоумевающие, непонятные взгляды людей, лиц которых он не видел. Он закричал, и в ответ раздался страшный вой…