Вскоре спальня Валентины наполнилась людьми, но все усилия привести ее в чувство оказались напрасными. Срочно вызванный врач нашел у нее воспаление мозга. Ему удалось пустить больной кровь, вызвать нормальное кровообращение, однако безжизненное состояние вскоре сменилось конвульсиями, и в течение недели Валентина находилась на грани смерти.
Кормилица поостереглась выдать истинную причину случившейся с ее подопечной беды, она доверилась только врачу, взяв с него клятву хранить тайну. В конце концов она пришла к выводу, что между всеми этими событиями существует некая загадочная связь, которая не должна стать известной посторонним. Когда в день трагедии Валентина после кровопускания почувствовала себя немного лучше, Катрин тут же принялась размышлять над тем, каким сверхъестественным путем ее юная госпожа узнала обо всем. Письмо, которое она обнаружила в руке Валентины, напомнило ей, что накануне, перед самой свадьбой, старуха, ключница Бенедикта, вручила ей записочку и попросила передать барышне. Спустившись на минутку в людскую, Катрин прислушалась к разговорам прислуги, обсуждавшей причины самоубийства и шепотом передававшей друг другу, что вчера вечером между Пьером Блютти и Бенедиктом вспыхнула ссора из-за мадемуазель де Рембо. Слуги говорили также, что Бенедикт пока еще жив, и врач, лечивший Валентину, нынче утром сделал раненому перевязку, но воздержался делать предположения о его состоянии. Пуля, раздробив лоб, вышла за ухом. Подобная рана, хотя и очень тяжелая, к счастью, не смертельна, но никто не знал, сколько пуль находилось в пистолете. Возможно, что вторая пуля застряла в черепе, и в таком случае муки умирающего будут длительными.
Поразмыслив, Катрин решила, что эта драма и предшествовавшие ей неприятности были непосредственно связаны с ужасающим состоянием Валентины. Славная женщина вбила себе в голову, что даже самый слабый луч надежды окажет более целебное действие на больную, чем вся медицина с ее лекарствами. Сбегав в хижину к Бенедикту, расположенную не далее, чем в полулье от замка, она удостоверилась лично, что беднягу еще не покинуло дыхание жизни. Соседи, скорее из-за своего любопытства, нежели сочувствия, теснились в дверях, но врач распорядился, чтобы к умирающему никого не пускали, и дядюшка Лери, сидевший у изголовья Бенедикта, не сразу разрешил Катрин войти. До тетушки Лери еще не дошла эта печальная весть, она хлопотала на ферме Пьера Блютти, где полагалось устроить празднество по поводу переезда дочери к мужу.
Поглядев на больного и выслушав соображения дядюшки Лери, Катрин поплелась обратно, по-прежнему не зная толком, выживет ли раненый Бенедикт, но уже полностью разгадавшая причины попытки самоубийства. Покидая хижину Бенедикта, Катрин случайно взглянула на стул, куда бросили окровавленную одежду юноши, и задрожала всем телом. Как это часто бывает, мы, сами того не сознавая, не можем отвести взгляд от предмета, вызывающего в нас страх или отвращение. Так и Катрин не могла отвести взгляд от стула и среди вещей Бенедикта разглядела косыночку индийского шелка, запятнанную кровью. Она тут же признала косынку, которую сама накинула на плечи Валентины, когда та вечером накануне свадьбы вышла подышать свежим воздухом, и которую потеряла, по ее словам, прогуливаясь по лугу. Ее как молнией осенило; улучив подходящий момент, когда никто не видел, Катрин схватила косынку, которая могла скомпрометировать Валентину, и быстро сунула ее в карман.