Судья Миллер освободил жену патрульного офицера и заменил ее другой кандидатурой. Придя тем вечером домой, заплаканная женщина сказала репортерам, что понятия не имеет, за что ее удалили из жюри.
Выражая мнение Томми Осборна и Фрэнка Рагано и других членов команды, адвокат Билл Буфалино сказал: «Никакого мошенничества не было. А если и было, оно шло прямо из кабинета Бобби Кеннеди».
Молодой адвокат Томми Осборн оказался в деле, не похожем на то, где он выступал о пропорциональном распределении голосов в Верховном суде. То дело сразу позволило ему стать следующим президентом нэшвилльской коллегии адвокатов и помогло получить дело Хоффа. Дело Хоффа, вытащи он Джимми, могло сделаться хорошим началом общенациональной карьеры, и одновременно это дело могло разрушить его карьеру, стань он частью среды, под воздействие которой попал.
Офицер нэшвилльской полиции, вечерами подрабатывавший на Томми Осборна частным детективом, проводя законное исследование пула присяжных, заявил загонщикам Хоффа, что Осборн рассказал ему, что работает над вовлечением одного из присяжных в сделку по застройке земельных участков. Загонщики Хоффа не могли в это поверить, и у них уже и без того было полно забот. Эту информацию они сохранили на будущее.
Третьим камнем преткновения был черный присяжный, сын которого вступил в контакт с черным переговорщиком из родного отделения Джимми Хоффа в Детройте и получил предложение 10-тысячной взятки. Согласно аффидевиту[35], подготовленному властями на подпись Партину, 5-тысячный аванс в счет взятки был получен, а сделка заключена еще до начала суда и выбора присяжного. В аффидевите Партин пишет, что однажды Джимми Хоффа сказал ему: «Я заполучил себе черного из жюри. Один из моих переговорщиков, Лэрри Кэмпбелл, отправился перед процессом в Нэшвилл и позаботился об этом». Судья Миллер прочел скрепленный печатью аффидевит, отказавшись предоставить его защите, и освободил от обязанностей одного из присяжных, который был заменен. В то время, не зная о ренегатстве Партина, защита была уверена, что власти еще до начала суда вели за ними тайное наблюдение и прослушивали телефонные разговоры.
«Мне позвонил Билл Изабел и сказал, что я нужен им в Нэшвилле, и я поехал. По телефону он сказал, что они ожидают протестов и хотят меня видеть, чтобы я помог, если кто-то из протестующих приблизится к Джимми. Тогда по телефону он только это и сказал, потому что к тому времени все были уверены, что все прослушивается. Там все было как в научной фантастике. Потому они действительно хотели, чтобы я непременно сидел в зале суда и явственно обозначал для жюри свое присутствие, на случай если кому-то из присяжных, с которым они устанавливали контакты, пришли бы в голову непонятные идеи. Никто мне не говорил этого прямо, но я знал об этом, когда мне время от времени велели пристально посмотреть в глаза кому-то из присяжных. Я жил в отеле «Эндрю Джексон», но не был частью всего этого. У них и без того слишком много поваров портили бульон. Помню, жареная курица в молоке в ресторане отеля была бесподобна. Было всегда приятно снова видеть Сэма и Билла. Помню, видел в ресторане Эда Партина, но мне даже в голову ничего не пришло. Он просто сидел с Фрэнком Рагано, и Рагано не подозревал, что сидит с крысой. Представьте, если сегодня власти внедрят крысу в контору ваших адвокатов. Тот гостиничный номер и был их адвокатской конторой, и Партин был там прямо с ними.