Если не седина в волосах, никто бы даже не подумал, что Рассу за семьдесят. Такой живчик. Родился он на Сицилии, но прекрасно говорил по-английски. Детей у них с Кэрри не было. Расс, бывало, меня за щеку ущипнет и скажет: «Тебе следовало бы родиться итальянцем». Это он прозвал меня Ирландцем. До этого за мной закрепилось прозвище Чич, то есть Франческо.
Расправившись с главным блюдом – по-моему, нам подали телятину с красным перцем и спагетти маринара, брокколи и салат, – Рассел предложил мне сесть в сторонке и выпить кофе с самбукой[11].
Тут появился владелец заведения и что-то шепнул на ухо Рассу. Тогда еще переносных телефонов не было, и Расс вынужден был подняться из-за столика и пойти ответить по телефону. Вернулся он с деловым видом. На его круглом, изрытом складками лице застыла улыбка вроде той, когда, прищурясь, пытаешься взглянуть на солнце. У тех, кто видел его впервые, создавалось впечатление, что у него не в порядке один глаз. Так и было – одна из лицевых мышц была повреждена. И вот он уставился на меня сквозь линзы очков здоровым глазом.
Сначала Рассел помолчал, будто обдумывая, что сказать, и продолжая смотреть мне прямо в глаза. Голос у Рассела был довольно скрипучий, и то, что он считал очень важным, он проговаривал тихо-тихо. В тот вечер он чуть ли не шептал – чтобы разобрать, что он говорит, мне приходилось наклонять свою огромную башку чуть ли не вплотную к нему.
– Планы слегка изменились. Завтра мы никуда не едем. Отправимся только в среду утром.
Для меня эта новость была громом среди ясного неба – меня не хотели видеть в том детройтском ресторанчике в среду после обеда. Джимми был им нужен без сопровождающих лиц.
Я так и замер, склонившись к Расселу. Может, еще что-нибудь добавит? Я слушал. Вопросов не задавал. Это продолжалось довольно долго. Может, даже слишком долго, как мне тогда показалось. Наконец Расс заговорил:
– Припоздал твой друг. Теперь уже незачем ни мне, ни тебе встречаться с ним на озере в субботу.
И Рассел Буфалино сверлил меня взором единственного здорового глаза. Я откинулся на спинку кресла. Я не мог ничем выдать своего состояния. Я не мог и слова вымолвить. Не та это была ситуация. Чуть что не так – и тогда стены уже моего дома будут в крови.
Джимми предупредил меня, чтобы я был начеку, тогда, в октябре месяце, в отеле «Уорик» в Филли. Он тогда сказал мне: «Свою задницу побереги… А не то сам станешь легкой добычей…» И вчера по телефону он еще раз меня предостерег, что, мол, «кое-кто считает, что я слишком к нему близок…». Взяв чашку, я поднес ее к носу. Принюхался. Маловато самбуки. Я долил немного.