Меня так поглотила эта идея — я уже воображала Боба с игривым бордер-терьером, способным выполнять простую работу по дому, — что я не заметила Мэгги Маккензи, рассекающую Сумрак, и со всего маху врезалась в нее. Из меня это столкновение вышибло дух, но Мэгги, кажется, ничто не могло поколебать.
— Мисс Эндрюс, — резко произнесла она, — ввиду вашей неорганизованности я продлеваю установленный мною крайний срок. Я даю вам время до послезавтра, до десяти утра.
У меня так все перемешалось в голове, что я с трудом понимала, о чем она говорит.
— Если к этому времени ваш реферат не будет у меня, мне придется сообщить ректору, что вы не допущены к получению диплома.
Студсовет был полон людей, которые лихорадочно обсуждали оккупацию, подрывную деятельность и насильственный захват библиотеки. Все, кроме Андреа и Кевина, которые, мрачно терпя общество друг друга, вели долгий спор о каком-то запутанном моменте эдраконийской юриспруденции. Андреа, в платье-халате из марлевки, мучительно решала, съесть ли ей картофельный чипс с солью и уксусом.
В баре завязалась потасовка между регбистами и революционерами. Кевин сердито сказал:
— Они просто смешны. У них за душой ничего нету, кроме лозунгов и жаргона. В Эдраконии люди, если во что-то верят, готовы отдать за это жизнь. У них и оружие есть, настоящее — рапиры, кинжалы, толедские клинки. Откованные из лучшей стали, украшенные бронзой, серебряной и золотой гравировкой. Стилеты, глефы, палаши, бомбарды, фальконеты…
Я смылась под каким-то предлогом. Наконец я нашла Оливию в очереди в кафе — она пыталась удержать одновременно поднос с едой, неухватистое тело Протея и новомодную коляску «Макларен» в бело-синюю полоску. Коляска была сложена в подобие зонтика. Я предложила взять поднос, Оливия сказала спасибо и вместо подноса пихнула мне в руки Протея. У него на щеках пылала сыпь — признак режущихся зубов. Он целиком засунул в рот один маленький боксерский кулачок, словно пытаясь себя съесть.
— Ты, случайно, не видела Кару? — спросила Оливия. — А то она меня попросила подержать его минуточку, а уже куча времени прошла.
— Увы, нет.
Она загружала поднос коробочками разных сухих завтраков и пакетиками молока.
— Как ты думаешь, он сможет это есть? Здесь не продают никакой детской еды.
Мы нашли место за столиком в углу. Оливия посадила Протея на колено, и мы стали ложкой совать ему в рот кукурузные хлопья. По-видимому, он нашел эту идею одновременно страшной и притягательной. Завидя приближение ложки, он неизменно разевал рот, как огромный птенец, а потом впадал в некий лихорадочный спазм, дрыгая руками и ногами и попискивая от новизны происходящего. Иногда он выплевывал «Рисульки» или шоколадные шарики, и они разлетались, как шрапнель.