— Я уверена, что его уже пора отлучать от груди, — смущенно сказала Оливия.
— Так называется то, что мы делаем? — Я и вправду ничего не знала.
— Роджер хочет, чтобы я оставила ребенка, — сказала Оливия.
— Оставила? — не поняла я.
Я забыла, что она беременна, и сперва подумала, что речь идет о Протее.
— Он говорит, что я могу жить с ним и Шейлой. — Она изумленно помотала головой. — Представляешь?
Я не могла себе такое представить.
— А Шейла знает?
— Нет. Но это не имеет никакого значения. Я сделаю аборт, — ровным тоном сказала она.
— Ты уверена? Просто у тебя так хорошо получается с детьми…
— Я считаю, что неправильно рожать новых детей в этот ужасный мир, — печально сказала она. — Ну то есть любой человек хочет, чтобы его дети были счастливы, а ведь люди никогда не бывают счастливы, правда же? Я бы не вынесла мысли, что мой ребенок несчастен. Или что он состарится — станет беспомощным стариком или беспомощной старушкой, а меня рядом не будет, чтобы о нем позаботиться, потому что я к тому времени уже умру.
Я пыталась придумать что-нибудь жизнеутверждающее, чтобы возразить на эту трагическую тираду, но тут Протей капризно взвыл. Мы обе уставились на него, словно он хранил ключ к какой-то тайне, но он только снова засунул кулак в рот с таким видом, будто сейчас разревется.
— Он весь как в огне, бедненький, — сказала Оливия, кладя прохладную белую ладонь Протею на лоб. — Давай-ка я лучше унесу его отсюда.
В студсовете было шумно и дымно — то и другое было, скорее всего, не полезно для младенца и уж точно не полезно для меня, так что я вышла вслед за Оливией.
— Все равно спасибо, ты настоящий друг, — сказала Оливия.
Мне стало не по себе, потому что я никогда не считала себя ее подругой.
— Пока, — сказала она.
На улице, у главного входа в студсовет, стояла Мейзи, в полной школьной форме.
— Ну наконец-то, — сказала она раздраженным тоном женщины гораздо более старшего возраста.
— А мы разве договаривались встретиться? И разве ты сейчас не должна быть в школе?
— Ответ на оба вопроса — да. Идем скорей, мы опаздываем.
Послышался слабый крик — к нам со всей возможной (для него) скоростью трусил профессор Кузенс.
— Здравствуйте, — выговорил он, задыхаясь.
Я усадила его на скамью у студенческого общежития «Приморский склон». Мы созерцали железнодорожные склады и реку Тей (сегодня она была цвета сплава олова со свинцом), пока профессор не перевел дух.
— Нам надо идти! — сказала Мейзи.
— Это ведь дочка доктора Оззера, верно? — спросил профессор. Он принялся щелкать пальцами. — Нет-нет, не говорите мне, я сейчас сам вспомню.