— Я снова засыпаю. Просыпаюсь я на рассвете — на озере лежит туман, но к тому времени, как меня приходят искать, он уже успевает рассеяться и солнце снова стоит высоко в небе. Я единственная пациентка местной больницы, страдающая одновременно от солнечных ожогов и от переохлаждения. Эффи и Лахлан сказали, что я от них убежала, но я думаю, что на самом деле они хотели от меня избавиться.
— Почему?
— Потому что они были плохие, разумеется.
— Но ведь ты же научилась плавать и управляться с лодкой от своей сестры, разве нет? — удивляюсь я. — Или это было позже?
— Не от нее, она меня никогда ничему не учила. Я научилась на случай, если она захочет меня утопить.
Я ожидала застать Боба спящим, но он сидел на диване, смотрел «Учись и играй», ел яблочное пюре «Хайнц» из баночки и непринужденно болтал с невидимым собеседником:
— И таким образом, я признаю, что определенность и истина всякого знания зависят единственно от познания истинного Бога, так что, пока я не познал Его, я не мог в совершенстве познать ничто другое. Имеет ли право Декарт сделать такой вывод?
Заметив нас, Боб поднял взгляд и сказал:
— Привет.
— Привет, — дружелюбно отозвался профессор Кузенс.
Боб кивком указал на Протея, делящего с ним диван, и виновато произнес:
— Я только доедаю то, что он не захотел.
Протей был подперт подушками в полусидячем положении. С головы до ног его покрывали подозрительные пятна — не только яблочное пюре, но, как услужливо подсказал Боб:
— Мармит, рисовая каша «Амброзия» и «Завтрак-готов». Эта тварь прожорлива, как баклан.
Да, верно говорят, что рыбак рыбака видит издалека.
Профессор Кузенс осторожно взгромоздился на единственное свободное сиденье — стул, некрасиво задрапированный трусами Боба с картинками из «Доктора Кто».
— Почему Протей здесь? — спросила я у Боба.
— А, эту тварь так зовут? — Боб задумчиво осмотрел младенца.
— Это мальчик. Это ребенок Кары, ты его уже сто раз видел.
— Ах да! — воскликнул профессор Кузенс. — Конечно, такая крупная девушка, от нее всегда пахнет скотным двором. А он славный парнишка, правда?
— Но почему он здесь? — терпеливо допрашивала я.
Боб со вздохом кроткого страдальца оторвал глаза от Большого Теда, Маленького Теда и их веселых друзей:
— Потому что эта девушка его тут оставила.
— Какая именно из всех возможных миллионов, если не миллиардов, девушек мира?
— Она сказала, что она твоя подруга.
— Терри?
— Нет.
— Андреа?
— Та, красивая. — Лицо Боба просветлело, как у набожного католика при упоминании Мадонны.
— Оливия?
— Она сказала, ей нужно что-то сделать, и попросила тебя приглядеть за ним.