Ходили слухи, что Майкопский, а с ним и Жиленков вели переговоры с немцами об организации воинских частей, подчиненных непосредственно Власову. Немцы якобы пообещали. А кто их знает? Вдруг раздумают?
Слухов в комитете хоть отбавляй. Кто во что горазд.
Один слух подтвердился: по настойчивой просьбе Власова очередной выпуск пропагандистов и тех, кого навербовали на освобождавшиеся места, а всего около шестисот человек, направили в Белоруссию на борьбу с партизанами. Власов искал случай еще раз доказать Гиммлеру свою преданность Германии и показать свои кадры в действии.
Навербовали туда самых отборных, отдавая предпочтение тому, кто совершил больше преступлений против Советской власти.
Напутствуя в Добендорфе этот «сводный батальон», Власов назвал его основой будущей гвардии, «которая рано или поздно пронесет свои знамена до Москвы».
Командиром особой группы, которая обязана была расстреливать любого, кто струсит, был назначен майор Калугин. Его особая группа и захватила в плен подполковника Орлова.
Потом Калугин хвастался:
— Вы знаете, как эти бандиты дерутся, но против нас им, понятно, устоять было невозможно. Захватили пятнадцать человек раненых. Я распорядился. Первых пять расстреляли без хлопот, никто из них не пикнул. Поставили вторую пятерку — четверо сразу упали, а пятый стоит. А когда последних расстреливали, вот тут мне повезло. Один начал кричать, чтобы его выслушали. Я, говорит, такое вам скажу!.. Я ему: «Ну, говори!» А он мне: «Только не тут, чтобы никто не слышал». Я ему: «А кто ж тебя услышит? Эти, что ль? Они сейчас навеки замолчат». А он на моих парней показал. Хитрый, черт. Отвел я его в сторону: «Говори!» Он условие выставил: «Пообещайте, что сохраните мне жизнь, тогда расскажу!» Я пообещал. Он рассказал, что он радист и знает, что на это место через час должен спуститься на парашюте советский офицер, судя по всему, очень важный, — было приказано немедленно доставить его в Зубцы, где штаб партизанского генерала. И, понимаете, не соврал. Потом у меня хлопот хватило, вы понимаете, как мне трудно было этого офицера доставить сюда. Но я твердо решил: сделаю Андрею Андреевичу подарок. Шутка сказать, словили такую птицу, прилетела от самого Василевского.
То, что пленный офицер «прилетел от самого Василевского», Калугин придумал, но ему охотно поверили, как верили любому слуху, самому невероятному, лишь бы он вселял хоть какую-нибудь надежду…
Алексея Ивановича Орлова долго продержали в вестибюле, несколько раз сфотографировали и отвели в узкую комнату с зарешеченным окном. В камере, как окрестил комнату Алексей Иванович, стояли железная солдатская койка и две табуретки. В двери виднелся «глазок».