Ему удалось узнать, что на Лейпцигерштрассе в подвалах универмага «Герта» оборудован склад фаустпатронов, потом он раздобыл сведения, что в парке Тиргартен, около зоологического сада, появились два новых бункера, имевших под землей не меньше пяти этажей, и что в каждом бункере может разместиться до тысячи человек. В здании министерства труда на Зоорландштрассе Орлов обнаружил какой-то штаб — там полно было офицеров, много генералов…
Впервые в общежитие острабочих завода акционерного общества «Крегер» Орлов попал в холодный, ненастный день. Староста подвела Алексея Ивановича к нарам, находившимся недалеко от входа.
— Вот это было место Рябининой, — сказала она. — Вы что, знакомый?
— Да, — подтвердил Орлов… Его охватила такая тоска, что он с трудом удерживал слезы. «Здесь, здесь она мучилась, моя родная…»
Двери барака распахнулись, вбежали женщины. Мокрые платья прилипли к телам, босые ноги шлепали по цементному, сразу ставшему влажным полу. Женщины почти кричали. Староста скомандовала:
— Тихо! У нас гость!..
На Орлова смотрели десятки испуганных глаз, никто не ждал ничего хорошего от немецкого офицера. Но как только Алексей Иванович произнес несколько слов по-русски, женщины отвернулись и отошли. В середине барака кто-то громко выругался:
— Приперся, холуй!
Староста подозвала худенькую девушку с огромными черными глазами.
— Галя, господин офицер интересуется Варькой Рябининой. Помнишь ее?
— Помню… — с готовностью ответила Галя. — Где она сейчас?
— Умерла… Покончила жизнь самоубийством…
— Неправда! — сердито сказала Галя. — Варя не могла этого сделать!..
Галя выкрикнула:
— Девушки!
Подбежали женщины. Галя, размахивая мокрым платком, гневно заговорила:
— Вы помните Варю Рябинину? Этот хлюст говорит, что она покончила с собой… Убили! А потом придумали!
Алексей Иванович резко повернулся и направился к выходу: в него полетели грязные тряпки, жестяные кружки; глухо стукнул о дверь кирпич…
Хорошо, что на другой день вернулся из Гейдерберка Никандров, и Орлову было с кем отвести душу.
Никандров предложил сходить пообедать в «Медведь».
— Давно не были, пойдем, может, чего-нибудь новенькое услышим.
В ресторане навстречу им из-за столика поднялся командир второй дивизии, бывший комендант Харькова Зверев. Плотный, сутулый, с напомаженными до блеска черными жесткими волосами, он щелкнул каблуками и заплетающимся языком сказал:
— Прошу к нашему шалашу… У майора Калугина сегодня высокоторжественный день… Тезоименитство… Прошу-с…
Орлов хотел отказаться, но его опередил Никандров:
— С удовольствием, Григорий Александрович. Весьма рад.