– Какая еще, черт побери, дама? – изумленно воскликнул я, когда мы остались одни.
– Нет никакой дамы. Они неохотно резервируют столики на двоих, вот и все. Кролик, мой милый Кролик – за нас!
И мы чокнулись бокалами, в которых плескалось штейнбергское 1868 года[27]; но моя рука не поднимается описать всю изысканность блюд, которые мы поглощали в тот вечер. Это была не просто еда, не набивание желудка, но утонченное пиршество богов, достойное самого Лукулла. И к этому божественному столу сел я – я, хлебавший баланду в тюрьме Уормвуд Скрабс и затягивавший пояс в мансарде Холлоуэй! Блюд было немного, но каждое – само совершенство, и было бы несправедливо отдать пальму первенства чему-то одному, обделив остальное, но что касается меня, то вестфальская ветчина в шампанском покорила мое сердце раз и навсегда. Да и то шампанское, что мы пили – не столько пили, сколько смаковали! Это ведь было «Пол Роже» 1884 года, для меня – высший сорт; но даже оно не искрилось и переливалось так, как мой друг, старый разбойник, втянувший меня в это приключение по самые уши. И ему стоило бы довести дело до конца – именно так я ему и сказал. Со дня моего возвращения из-за решетки я изо всех сил старался жить правильно, но мир был ко мне несправедлив. Я уже собирался перейти к главному, к моему окончательному решению, как нас прервал официант с «Шато Марго» на подносе, и принес он не только великолепное вино – на серебряной поверхности лежала также визитная карточка.
– Пусть войдет, – коротко сказал Раффлс.
– А мы кого-то ждем? – удивился я, когда официант удалился.
Раффлс, потянувшись через стол, сжал мою руку. Глаза его отливали сталью.
– Кролик, будь со мной, – сказал он своим прежним голосом, одновременно твердым и обаятельным; когда он говорил так, я никогда не мог устоять. – Если начнется заварушка, Кролик, я прошу тебя остаться со мной.
И тогда все завертелось – дверь распахнулась, и в комнату, кланяясь, впорхнул человек в щегольском сюртуке и золотым пенсне. В одной руке он держал шляпу, в другой – черный саквояж.
– Вечер добрый, джентльмены, – поприветствовал он нас с радушной улыбкой.
– Садитесь, – спокойно ответил Раффлс. – Позвольте мне представить мистера Эзру Б. Мартина из Чикаго. Мистер Мартин мой будущий шурин. Эзра, познакомься, это мистер Робинсон, менеджер «Спаркс и Компани», прославленной ювелирной фирмы на Риджент-стрит.
Я навострил уши, но ограничился лишь кивком головы. Я не был уверен, что, заговорив, смогу соответствовать своему новому имени и происхождению.
– Я пригласил мисс Мартин также присутствовать на этой встрече, – продолжал Раффлс, – но, к великому моему сожалению, ей нездоровится. Завтра утром мы отправляемся в Париж девятичасовым поездом, и она решила, что ей лучше хорошенько выспаться. Прошу прощения, что разочаровал, мистер Робинсон, но будьте уверены, я обеспечу вам отличную рекламу.