– Разумеется! – К этой предосторожности Джон всегда прибегал накануне своих странствий и не забывал о ней, так же как о необходимости выстричь заросшую тонзуру, которой он обзавелся еще в юности где-то неподалеку от Гента. В случае чего она обеспечила бы ему привилегии духовенства, да и некоторое почтение на дорогах.
– И не забудь, что нам нужно здесь в Скриптории. В наш век уже не осталось настоящего ультрамарина. Они его смешивают с берлинской лазурью. Что касается киновари…
– Я сделаю все, что в моих силах, как и всегда.
– Да, а брату Фоме, – брат Фома отвечал за монастырскую лечебницу, – ему нужны…
– Он сам обо всем попросит. Я сейчас пойду к нему и выстригу наново тонзуру.
Джон спустился по лестнице к переходу, отделявшему больницу и кухни от келий. Пока его брили, брат Фома (человек кроткий, но смертельно занудный) выдавал ему список снадобий, которые он должен был привезти из Испании – не мытьем, так катаньем или путем законной покупки. Здесь их застал врасплох хромой и мрачный аббат Стефан в своих отороченных мехом ночных туфлях. Не то чтобы Стефан де Сотрэ был прирожденным шпионом, однако в молодости он принял участие в несчастливом Крестовом походе, который закончился для него после битвы при Мансуре двумя годами плена у сарацинов в Каире, а там люди быстро учились ходить тихо. Добрый охотник и сокольник, разумный и справедливый пастырь, он был, тем не менее, прежде всего человеком науки и доктором медицины, учеником некоего Ранульфа, каноника собора Св. Павла[70]. Сердцем он был куда больше поглощен заботами монастырской лечебницы, чем вопросами религии и веры. Он с интересом изучил список и добавил туда несколько пунктов. Когда брат Фома удалился, он даровал Джону щедрое отпущение грехов, которые могут отяготить его душу в пути, поскольку не одобрял случайно купленные индульгенции.
– Так что же ты будешь искать на этот раз? – вопросил он, сидя на лавке между ступкой и весами в небольшой теплой каморке для хранения снадобий.
– Бесов, по большей части, – ответил Джон с улыбкой.
– В Испании? Разве Авана и Фарфар?..[71]
Джон – художник, для которого люди были не более чем моделями для рисунков, и дворянин до мозга костей (по материнской линии он происходил из рода де Сэнфордов[72]) – открыто посмотрел аббату в лицо и спросил:
– Ты так полагаешь?
– Нет. В Каире они тоже были. Но зачем они стали нужны тебе?
– Для моего Большого Луки. Из всех Четверых он первый в том, что касается бесов.
– Неудивительно. Он ведь был врачом. А ты – нет.
– Упаси Бог! Но я уже устал от наших церковновидных чертей. Они лишь обезьяны, козлы и птицы, соединенные вместе. Годятся для обыкновенных черно-красных Адов и Судных Дней – но не для меня.