Глаза Ричарда полыхали смесью безумной ярости и не менее безумной алчности. Последний из Уилкинсонов был вне себя – но рука его не дрожала, дуло револьвера было направлено на Харрисона, и тот мог лишь стоять, беспомощно сжимая могучие кулаки.
– Ты будешь лежать здесь, с этим болваном Питером! – яростно продолжал Ричард. – С простреленной головой! Потом ваши кости сгорят дотла, и никто не будет знать, где и как вы погибли! А какой-нибудь вооруженный отряд убьет Джоэла Миддлтона, не дав ему и слова сказать в свою защиту. Саул закончит в сумасшедшем доме! Ну а я буду якобы спать в своем доме в городе до рассвета, а после проведу годы жизни в богатстве и почете, никто меня не заподозрит… никогда…
Было ясно, что палец убийцы вот-вот спустит курок. Зубы Ричарда по-волчьи оскалились, размалеванное краской лицо казалось маской самой смерти.
Харрисон уже готов был в отчаянии броситься на убийцу без оружия, прямо навстречу горячему свинцу, который вот-вот выплюнет черное дуло. Но тут…
Сзади послышался треск выламываемой двери, и зловещее пламя пожара осветило высокую фигуру в мокром дождевом плаще.
Хриплый вопль взвился к потолку, и два револьвера прогрохотали одновременно. Но тот, кто пришел позже, стрелял вновь и вновь, наполняя комнату дымом и шумом, – и человек в боевой раскраске индейца пошатнулся, когда в его грудь вошел свинец.
Сквозь дым Харрисон увидел, как падает Ричард Уилкинсон. Но прежде чем упасть, тот успел выстрелить еще раз.
Пламя уже охватило потолок, и в его отблеске Харрисон видел, как раскрашенный человек корчится на полу, а его противник, замер, стоит на пороге, но явно из последних сил.
Ричард закричал, извиваясь в агонии.
Миддлтон бросил револьвер к ногам Харрисона.
– Услышал стрельбу… – прохрипел он. – Успел прийти… Считаю, что покончил с враждой навсегда!
Он повалился, и Харрисон подхватил его – уже мертвого.
А вопли Ричарда все не умолкали. Крысы начали выбираться из нор. Кровь, льющаяся по полу, затекала туда и приводила их в неистовство. Это была уже алчущая добычи орда, не боящаяся ни криков людей, ни их действий, ни всепожирающего огня и понукаемая лишь собственным голодом.
Серо-черной волной они хлынули вперед – и сразу захлестнули обоих братьев, давно мертвого и умирающего. Белое лицо исчезло под этой волной. Крики Ричарда стали слабыми и приглушенными. Он корчился, лежа на трупе Питера, а накрывшая их серая волна рвала плоть с костей и пила кровь из ран.
Харрисон вышел, держа на руках мертвого изганника. Джоэл Миддлтон, поставленный вне закона преступник, заслуживал лучшей участи, чем его убийца. Даже если бы Харрисон и мог спасти Ричарда Уилкинсона, он бы и пальцем не шевельнул для этого.