Он рассмеялся прежним счастливым смехом.
– Будь сейчас на земле снег, я бы натер твою дерзкую физиономию, Грейс Патерсон! Она ужасно надоедала, когда мне было лет шестнадцать: вся эта похвальба, вечное гарцевание вокруг той или этой актрисы. Вы, девочки, понятия не имели, как досаждали мне. А теперь забудь о Салли и думай о празднике в честь дня рождения.
Он снова поцеловал ее.
– Милая, даже ради тебя я не вынесу большой вечеринки. Когда-нибудь устроим что-нибудь роскошное, но сегодня только ты и семья, возможно – мисс Партридж.
«Милая» – разве это не самое чудесное слово в английском?
– Чай и лепешки твоей мамы. Этого более чем достаточно, Сэм.
Ощущая ничем не замутненное счастье, Грейс шла рядом с Сэмом, и он старался шагать не так широко, чтобы ей не пришлось его догонять.
Они весело болтали обо всем на свете. Правда, что чинная и чопорная мисс Патртидж – самая веселая, добрая и умная в Дартфорде женщина? И кто мог подумать, что старый беженец, которого они знали как доктора Фишера, – знаменитый ученый, с длинной строчкой титулов после имени?
– Он всегда был таким вежливым. Думаю, он много узнал о людях, просто находясь рядом с ними.
– По-моему, я ни разу с ним не разговаривала.
– Дейзи говорит, что он вернется к нам, когда кончится война. Тебе он понравится. Очень мягкий и добрый человек.
Задолго до того, как сесть на поезд до Лондона – первый этап обратного путешествия в Уайтфилдз, – Грейс призналась себе, но не Сэму, что любит его. Ну конечно, она никогда не переставала его любить. И все же была с Джеком, которого не любила, и что скажет Сэм, если она признается во всем?
Сомнения обуревали ее. Портили рвущееся наружу счастье. Да что она вообще знает о любви?
Она вдруг вспомнила, как высокий, худой Сэм Петри отряхивал ее от пыли в тот первый жуткий день в новой школе. Неужели она уже тогда влюбилась в него? Если так, это было любовью ребенка к мальчику постарше, которая переросла в любовь женщины к мужчине? Хочет ли она испытать с Сэмом то, что испытала с Джеком? Да. Очень.
А потом, всего несколько часов спустя, она увидела Джека Уильямса, ожидавшего поезда, который снова унесет его из жизни Грейс, и ее сердце перевернулось в груди.
Какое же она дрожащее желе! Она любила его, конечно, любила, мечтала о другой жизни с ним, когда война кончится. Потому что, пусть и застигнутая врасплох, она приняла его ласки и не сделала бы этого, если бы не любила…
А он даже не махнул ей рукой на прощание.
Возможно ли любить двоих одновременно? Будь у нее мать, узнала бы она ответ?
Грейс могла бы погрузиться в болото отчаяния и жалости к себе, но вместо этого постаралась собраться.