Только ты (Логвин) - страница 245

– Вон, – тихо произносит отец просевшим голосом, и я вздрагиваю от силы гнева, прозвучавшего в нем. И уже громче, сжимая руки в кулаки: – Пошла вон, Эмма! Иначе я тебя ударю.

– Ты… с ума сошел?!

– Не надейся. Если Настя захочет встречи – запрещать не стану. А я тебя видеть не хочу. Никого из вас. Никогда в своей жизни! Вон!

У женщины перехватывает дыхание и бледнеет лицо. В этой комнате слишком много глаз обращено на нее с ожиданием, и она все-таки отступает. Пятится к дверям, отбирая из рук сына сумочку и обращаясь к отцу:

– Ничего, Григорий. Недолго Насте осталось плясать под твою дудку. Сегодня я уйду, так и быть, но очень скоро, когда девочка выйдет замуж, я верну ее. Я говорила с ее будущим мужем и знаю, что он окажется куда сговорчивее тебя. Прощай!

Она бросает на меня еще один долгий взгляд и выходит. Покидает гостиную, надломившись на пороге в ногах, и учредитель подхватывает ее под локоть, чтобы увести.

Последним дом покидает Николай, и именно он, обернувшись, считает нужным сказать:

– Ужасная вышла встреча. Катастрофа для нас. И тем не менее я прошу всех вас простить Эмму, она сложный человек и глубоко несчастный. Известие о Насте просто ее сломило. Моя мать давно не тот монстр, каким сегодня себя показала. Григорий, если сможешь, прости за все.

Ушли. И снова мы в доме одни, словно и не было в нем незваных гостей. И только заметно уставший голос мачехи нарушает тишину.

– Зря ты, Гриша, погорячился. Знаешь ведь, что меня не уесть моим прошлым. Ну, подумаешь, детдомовка – невелика тайна. Какая есть. Из песни слов не выкинешь.

– Галя…

– Пустой выхлоп. Только ее же и обжег.

Я впервые вижу, как отец целует жену. Обнимает ее крепко, с чувством притягивая к себе, словно пытаясь укрыть от давнишней боли, засевшей в сердце.

– Гришка, ну что ты делаешь. Дети смотрят.

– Прости, Галя! Прости! Ты не заслужила…

– Прости, – повторяю и я, зная, почему Стас застыл у моего плеча.

Солнце зашло. В широкие окна гостиной видно, как нахмурилось низкое небо, затянуло лес за поселком сизой мглой, и прокатившийся горизонтом рокот грома символично отражает всеобщее настроение. Мрачное, хмурое и какое-то болезненно-горькое, как вкус свежей полыни. Вкус прошлого, нависший над домом грузом непролитого дождя.

Сейчас мне хочется сказать мачехе и ее сыну гораздо больше, чем одинокое «прости». Заверить, что все произошедшее – чудовищная ошибка, несправедливость, нелепица и ерунда. Что я люблю их больше жизни! Потому что чувствовать чужую боль еще труднее, чем свою. Почти невозможно!.. И я понимаю отца, читая отражение собственных чувств в его глазах, когда он вдруг с волнением просит: