Р. Дж. и Сидни часто виделись на обходах и просто в коридоре. Каждый раз, когда он проходил мимо, то тепло и с улыбкой здоровался с ней.
Р. Дж. хотела бы, чтобы он остановился и они могли поговорить. Она хотела сказать ему, что не стыдится того, что делает аборты. Она делает важную и сложную работу, которой занялась потому, что считает себя хорошим врачом.
Тогда почему же ей так плохо и одиноко, когда она ходит по этим коридорам?
Черт их всех дери!
В субботу днем она вернулась домой пораньше, чтобы принять душ, не спеша и со вкусом одеться. В семь часов вечера она вошла в клуб здоровья и направилась в кафе. Александер Манакос стоял возле бара и разговаривал с двумя мужчинами. Она уселась на барный стул с другой стороны зала, и вскоре он подошел к ней. Он выглядел еще лучше, чем обычно.
— Добрый вечер.
Он кивнул. В руках у него была газета. Когда он раскрыл ее, то она узнала понедельничный выпуск «Глоуб».
— Здесь написана правда? О том, что вы делаете аборты?
Это звучало как обвинение. Она это знала. Она гордо подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Да. Это законная и этичная медицинская процедура, которая важна для жизни и здоровья моих пациенток, — спокойно сказала она, — и я выполняю свою работу хорошо.
— Вы мне отвратительны. Я бы не трахнул вас даже чужим членом.
Очень мило.
— Ну, своим вы этого точно не сделаете, — тихо произнесла она, встала со стула и пошла к выходу. Пожилая женщина за столиком аплодировала ей со слезами на глазах. Р. Дж. было бы приятнее, если бы эта женщина не была пьяна.
— Мне никто не нужен. Я могу прожить одна. Одна. Поняла? И я хочу, чтобы ты слезла с моей шеи, — яростно сказала она Гвен.
— Ладно, ладно, — ответила Гвен и сбежала.
Очередное, апрельское, заседание комитета больницы Миддлсекс Мемориал по медицинским несчастным случаям было отложено из-за весенней метели, занесшей грязный снег и старый лед свежим белым покровом, который ждали уже давно. Р. Дж. посетовала на очередной снегопад. Однако два дня спустя температура поднялась до двадцати трех градусов выше нуля и старый снег вместе с новым исчезли в одночасье, наполнив канавы талыми водами.
Комитет собрался на следующей неделе. Заседание продолжалось недолго. Принимая во внимание явные свидетельства того, что Элизабет Салливан умирала от страшной боли, члены комитета единогласно решили, что Томас Кендрикс не действовал непрофессионально, введя ей повышенную дозу обезболивающего.
Несколько дней спустя Фил Росвелл, один из членов комитета, сказал Р. Дж., что по этому поводу не было никаких дебатов.