Но вернемся к Машине Времени: кто-то, мне неведомый, спрятал ее в пустом пьедестале Белого Сфинкса. Зачем? Я этого даже представить себе не мог! Вдобавок — безводные колодцы, башни, над которыми колеблется воздух… Я чувствовал, что не нахожу ключа ко всем этому. Я чувствовал… как бы вам это лучше объяснить? Представьте себе, что вы нашли где-то надпись на хорошем английском языке, где понятные слова перемешаны с совершенно вам незнакомыми. Вот как на третий день моего пребывания там я воспринимал мир восемьсот две тысячи семьсот первого года!
В этот день я нашел себе в некотором роде друга. Случилось так, что, когда я смотрел на группу маленьких людей, купавшихся в реке на мелководье, кого-то из них схватила судорога, и маленькую фигурку понесло по течению. Течение оказалось довольно быстрым, но в общем-то даже средний пловец мог бы легко с ним справиться. Чтобы дать вам некоторое понятие о странной психике этих существ, я скажу лишь, что никто из них не сделал ни малейшей попытки спасти малютку, которая с криками тонула на их глазах. Увидев это, я быстро сбросил одежду, побежал вниз по реке, вошел в воду и, схватив несчастную, легко вытащил ее на берег. Небольшое растирание привело ее в чувство, я с удовольствием увидел, что она чувствует себя достаточно неплохо, и сразу же оставил ее. Я был такого невысокого мнения о ней и ей подобных, что не ожидал никакой благодарности. Однако в этом случае я ошибся.
Это было утром. После полудня, возвращаясь к месту своих исследований, я снова встретил ту же маленькую женщину — она подбежала ко мне с громкими криками радости и преподнесла огромную гирлянду цветов, видимо, приготовленную специально для меня. Это показалось мне заслуживающим внимания. Вероятно, тогда я чувствовал себя слишком одиноким. Но как бы то ни было, я, насколько сумел, высказал ей свою благодарность. Мы вместе сели в небольшой каменной беседке, обмениваясь улыбками. Дружеские чувства этого маленького существа радовали меня, как радовала бы привязанность ребенка. Мы обменялись цветами, и она целовала мои руки. Я отвечал ей тем же. Потом я попробовал заговорить и узнал, что ее зовут Уина. Я не понимал, что могло бы означать это имя, но мне казалось, что ей оно подходит. Таково было начало нашей странной дружбы, которая продолжалась неделю, а как окончилась — об этом я вам еще расскажу!
Она во всем была похожа на ребенка. Ей постоянно хотелось быть со мной. Уина сопровождала меня повсюду, так что вскоре мне захотелось утомить ее ходьбой и бросить, не обращая внимания на ее жалобные крики. Зато проблема, думал я, будет решена. Я не для того попал в будущее, говорил я себе, чтобы заниматься жалким флиртом. Однако ее отчаяние в этом случае было слишком велико, а в ее восклицаниях, когда она начала отставать, звучало исступление, и в конце концов ее привязанность тронула меня — я вернулся, и с этих пор она стала доставлять мне столько же забот, сколько и удовольствия. Все же она оказалась для меня большим утешением. Сначала я думал, что она испытывала ко мне лишь простую детскую привязанность. И только потом, когда было уже слишком поздно, я ясно понял, чем я сделался для нее и чем стала она для меня. Уже потому, что эта малышка проявляла ко мне нежность и заботу, я, возвращаясь к Белому Сфинксу, чувствовал, будто возвращаюсь домой, и добравшись до вершины холма, быстро отыскивал глазами знакомую фигурку в бело-золотой одежде.