Передо мной была та же дивная картина, та же роскошная растительность, те же чудесные дворцы и величественные руины, та же серебристая гладь реки, катившей свои воды среди плодородных берегов. Под деревьями мелькали яркие одежды очаровательно-прекрасных маленьких людей. Некоторые из них купались на том месте, где я спас Уину, и это причинило мне душевную боль. Однако над всем этим чудесным зрелищем, подобно черным пятнам, поднимались купола, прикрывавшие колодцы, которые вели в Подземный мир. Я понял теперь, что маскировала красота жителей Верхнего мира. Их день был столь же радостным, как у скота, пасущегося в поле. Подобно скоту, они не знали ни врагов, ни повседневной нужды. И таков же был их конец.
Мне стало горько при мысли о том, как кратковременно было торжество человеческого разума. Человеческий род совершил самоубийство. Люди упорно стремились к благосостоянию и довольству, к обществу без конфликтов, лозунгом которого была обеспеченность и стабильность, — и они достигли цели, но только чтобы прийти к такому концу… Жизнь и собственность были теперь почти в полной безопасности. Богатый знал, что его благосостояние и комфорт неприкосновенны, а бедный довольствовался тем, что ему были обеспечены жизнь и труд. Без сомнения, в этом прекрасном мире не было ни безработицы, ни нерешенных социальных проблем. И великий покой последовал за всем этим.
Таков закон природы, который мы обычно упускаем из виду — гибкость ума является наградой за пережитые опасности, тревоги и превратности жизни. Существо, живущее в совершенной гармонии с окружающими условиями, превращается в простой механизм. Природа не прибегает к разуму до тех пор, пока ей служат привычка и инстинкт. Там, где нет перемен, нет и разума. Им обладают только те существа, которые сталкиваются с нуждами и опасностями.
Таким путем, как мне кажется, человек Верхнего мира и пришел к своей беспомощной красоте, а человек Подземного мира — к своей чисто механической промышленности. Но даже для этого уравновешенного положения вещей при всем его внешнем совершенстве недоставало одного — полной неизменности. С течением времени запасы Подземного мира истощились. Матушка Нужда, сдерживаемая в продолжение нескольких тысячелетий, появилась снова и начала свою работу снизу. Жители Подземного мира, имея дело со сложными машинами, что, кроме навыков, требовало все же работы мысли, невольно удержали в озверелой душе больше человеческой энергии, чем жители земной поверхности. И когда обычная пища пришла к концу, они обратились к тому, чего долго не допускали старые привычки. Вот как все представилось мне, когда я в последний раз смотрел на мир восемьсот две тысячи семьсот первого года. Мое объяснение, может быть, ошибочно, поскольку смертным свойственно ошибаться. Но таково мое мнение, и я его высказал.