Я стоял в изумлении. Я видел, что случилось нечто необычное, но не мог понять, что именно. Пока я стоял, дверь, ведущая в сад, открылась, и на пороге показался слуга.
Мы посмотрели друг на друга. В голове у меня мелькнула внезапная мысль.
— Скажите, мистер… вышел из двери? — спросил я.
— Нет, сэр, никто не выходил. Я думал, он здесь.
Я все понял. Рискуя рассердить Ричардсона, я остался ждать возвращения Путешественника во Времени, дожидаться его нового, может быть, еще более странного рассказа и образцов и фотографий, которые он мне обещал. Теперь я подозреваю, что никогда его не дождусь. Прошло три года со времени его исчезновения, и все знают, что он не вернулся.
У нас нет выбора — нам остается лишь гадать. Вернется ли когда-нибудь Путешественник во Времени? Может быть, он унесся в прошлое и попал к дикарям палеолита? Или в пучину мелового моря? Или оказался среди чудовищных ящеров и огромных земноводных юрского периода? Может быть, и сейчас — если слово «сейчас» здесь допустимо — он бродит в одиночестве по какому-нибудь кишащему плезиозаврами коралловому рифу или по пустынным берегам морей триасового периода? А может быть, он отправился в будущее, в эпоху расцвета человеческой расы, в один из менее отдаленных веков, когда люди еще оставались людьми, но уже разрешили все сложнейшие вопросы и общественные проблемы, доставшиеся им в наследство от нашего времени? Сам я не могу поверить, что наш век, век только что начавшихся исследований, бессвязных теорий и разногласий по основным вопросам науки и жизни оказался кульминационным пунктом развития человечества! Так, по крайней мере, я думаю. Что же до него, то он придерживался другого мнения. Мы не раз спорили с ним об этом еще до того, как была сделана Машина Времени, и он всегда скептически относился к прогрессу человечества. Развивающаяся цивилизация представлялась ему в виде беспорядочной груды материала, которая в конце концов должна рухнуть и задавить строителей. Но если это и так, все же нам ничего не остается, как продолжать жить, думая, что этого не произойдет. Для меня будущее неведомо, наполнено загадками и только кое-где освещено его удивительным рассказом. В утешение я храню два странных белых цветка, засохших и блеклых, с хрупкими лепестками, как доказательство того, что даже в то время, когда исчезли сила и интеллект человека, благодарность и нежность продолжали жить в его сердце.