— Ага! — заворчал он, уловив исходящий от нее запах дрожжей и хмеля. — Пьянствовала!
— Кто это говорит! — возмутилась она, размахивая руками так, словно привела с собой целую кучу зрителей. — Всего-то две пинты выпила и три оранжада, а он что-то там толкует о пьянке. Зато я все увидела в пабе — как ты скатился с лестницы и облевал людей.
Артур встал на ноги — твердо, с ясной головой.
— Но теперь-то, цыпленок, я в норме. Извини, что не получилось вернуться к тебе там, в пабе, право, не знаю, что со мной стряслось.
— Как-нибудь расскажу, — рассмеялась Бренда. — А сейчас не шуми, когда в дом войдем, а то дети проснутся.
Поосторожнее, сказал он себе, соседи, которым до всего есть дело, могут проболтаться Джеку. Он откинул у нее с воротника пальто прядь волос и поцеловал в шею. Бренда раздраженно обернулась:
— Неужели нельзя дождаться, пока поднимемся наверх?
— Нельзя, — с насмешливой ухмылкой признался Артур.
— Все равно придется, — сказала она, открывая перед ним дверь.
Пока Бренда возилась с замками и задвижками, Артур стоял посреди гостиной, вдыхая слабые запахи резины и машинного масла, исходящие от велосипеда Джека, прислоненного к огромному, чуть не во всю стену, посудному шкафу. Это было небольшое полутемное замкнутое пространство с его давно привычными приметами быта другого мужчины: старомодные стулья, кушетка, камин, настольные часы, тикающие на каминной полке, запах грубой оберточной бумаги и земли в цветочных горшках, обычный налет пыли, оставшаяся с зимы сажа в дымоходе, запах плесени, пропитавшей ковровые дорожки под столом и камином. Бренде эта комната известна все те семь лет, что она замужем за Джеком, и все же она не могла сродниться с ней так, как Артур за десять секунд, пока она возилась с ключами.
Он зацепился за педаль велосипеда и, вскрикнув от боли, выругал про себя Джека за дурость: зачем ставить его в таком неудобном месте?
— Ну и что он себе думает, как мне войти сюда, когда на пути торчит эта хреновина? — ухмыльнулся он. — Передай ему, что я велел на следующей же неделе переставить ее во двор, чтобы не торчала у всех на виду.
— Тихо ты, — прошипела Бренда, и, словно два вора, они скользнули в столовую, где при свете электрической лампы виднелись все еще остающиеся на столе следы ужина — чайные чашки, тарелки, банка с повидлом, хлеб. Из ближайшего двора донесся кошачий визг, хлопнула крышка мусорного бака.
— Ну и что? — в полный голос сказал Артур, распрямляясь во весь свой рост. — Какой смысл шептаться, когда снаружи такой тарарам?
Они стояли между столом и каминной решеткой, и Бренда закинула ему руки за шею. Целуя ее, Артур повернул голову так, чтобы увидеть самого себя в овальном зеркале над полкой. Рассматривая себя под таким углом, он с расширившимися глазами отметил всклокоченные коротко стриженные волосы, торчащие, как иглы дикобраза-блондина, и заживающий на щеке след от старого прыща.