– Джентльмены, вот вам подсудимый, – объявил Бринкер, хватая меня за шею и вталкивая перед собой в курилку. – Передаю его в ваши компетентные органы.
В густом дыму в курилке все сразу оживились. Фигура, ссутулившаяся возле радиоприемника, из которого в этот момент как раз неслись громкие хриплые звуки музыки, наконец распрямилась и произнесла:
– В чем обвиняется?
– В том, что избавился от соседа по комнате, чтобы стать ее полноправным хозяином. То есть – в гнусном предательстве. – Бринкер многозначительно помолчал. – Практически в братоубийстве.
Дернув плечом, я сбросил его руку и процедил сквозь зубы:
– Бринкер…
Он остановил меня, предостерегающе подняв руку:
– Ни слова! Ни звука! Вам еще будет предоставлена возможность высказаться в свое оправдание.
– Черт тебя дери! Заткнись! Ты совершенно не знаешь меры в своих шутках.
Это было ошибкой; радио вдруг замолчало, и мой голос, громко прозвучавший во внезапно наступившей тишине, вызвал у всех возбуждение.
– Значит, ты убил его, да? – Какой-то парень, с трудом распрямившись, встал с дивана.
– Ну… – рассудительно произнес Бринкер, – не то чтобы убил. Финни балансирует между жизнью и смертью дома, под присмотром скорбящей старушки матери.
Мне нужно было как-то вмешаться, иначе я рисковал полностью утратить контроль над ситуацией.
– Я не совершил абсолютно ничего дурного, – начал я как можно более непринужденно. – Я… единственное, что я сделал, – это… подсыпал щепотку мышьяка в его утренний кофе.
– Лжец! – зарычал на меня Бринкер. – Пытаешься выкрутиться с помощью ложного признания, да?
На это я коротко хихикнул, что вышло непроизвольно.
– Нам известны истинные обстоятельства преступления, – продолжал тем временем Бринкер. – Там, наверху, на этом… погребальном дереве у реки, не было никакого яда и вообще ничего коварного.
– А-а, вам известно про дерево. – Я попытался с притворным чувством вины покорно склонить голову, но получилось так, словно кто-то прижал ее вниз. – Да, гм, да, там, на дереве, случилось небольшое contretemps[13].
Моя уловка – смешно исковеркать французское произношение, чтобы переключить внимание, – цели не достигла.
– Расскажи нам все, – хрипло потребовал самый младший мальчик, сидевший за столом. Был в его голосе какой-то тревожный призвук, какая-то непритворно заговорщицкая нотка, словно он искренне верил буквально всему, что тут говорилось. Такое отношение показалось мне почти оскорбительным, как будто человек, прознавший про твой интимный секрет, обещает не сказать никому ни слова, если ты поведаешь ему все в мельчайших подробностях.