Даже помещения Девона для него представляли собой скопище ловушек. Благодаря крупному наследству, завещанному школе несколькими годами ранее неким семейством нефтепромышленников, она была существенно перестроена в стиле пуританской монументальности – словно кто-то приспособил Версаль для нужд воскресной школы. Парадоксально суровая пышность выдавала двойственную суть школы – точно так же, как по-своему эту двойственность символизировали две реки, оседланные ею. Снаружи ее здания казались молчаливо-сдержанными: строгие прямые линии краснокирпичной кладки или деревянной обшивки, со ставнями, стоявшими как часовые по обе стороны каждого окна, с несколькими непритязательными куполами, там и сям разбросанными по крышам, обязательными и некрасивыми, как шапка пилигрима.
Но стоило войти внутрь такого здания через дверь в колониальном стиле с одиноким веерным окошком или рельефными стойками, намекающими на то, что скромные украшения все же допустимы, – и мы попадали в экстравагантную роскошь в стиле мадам Помпадур. Стены из розового и полы из белого мрамора замыкались вверху арочно-сводчатыми потолками; один актовый зал был оформлен в традициях Высокого итальянского Возрождения, другой освещался люстрами, сверкавшими хрустальными подвесками в форме слезы; одна из стен сплошь состояла из французских окон, выходящих на итальянский сад с мраморными скульптурами; первый этаж библиотеки был прованским, второй – в стиле рококо. И повсюду, кроме общежитий, полы и лестницы были сделаны из гладкого полированного мрамора, еще более скользкого, чем ледяные дорожки.
– Нет, зима меня любит, – огрызнулся Финни и добавил, желая сгладить прозвучавшую в голосе капризность: – Ну если это вообще можно сказать о времени года. Я имел в виду, что люблю зиму, а когда что-нибудь по-настоящему любишь, оно отвечает тебе тем же в самых разных проявлениях.
Я не считал, что это правда, мой семнадцатилетний жизненный опыт показывал, что это скорее заблуждение, но так было со всеми идеями и убеждениями Финни: они должны были быть неоспоримы. Поэтому я и не стал ничего говорить.
Широкий настил закончился, и Финни пошел чуть впереди меня по бежавшей под небольшим уклоном к нашему корпусу узкой дорожке. Он двигался с удивительной осторожностью – удивительной для человека, для которого прежде земля была лишь точкой отталкивания, чем-то вроде базового элемента среды, где совершались космические прыжки. Мне на память пришло то, на что я никогда прежде не обращал особого внимания: как раньше ходил Финеас. На территории школы можно было наблюдать походки всевозможных видов: нескладное шарканье мальчишек, которые вдруг резко вытянулись на целый фут, ковбойскую поступь враскачку тех, кто желал продемонстрировать, насколько раздались у них вширь плечи, иноходь, походку вразвалочку, легкий шаг, гигантские шаги Пола Баньяна