Девин сидела на поросшей мхом земле, прислонившись спиной к дереву. В чаще царил полумрак, редкие солнечные лучи пробивались сквозь зеленый полог.
Кейт не сразу удалось успокоиться, подавить в себе страх и злость. Меньше всего сейчас нужно злиться. Девин в эту минуту необходимо понимание, а Кейт все понимала. Сама когда-то была такой. Она направилась к дочери, спутники остались на месте.
Девин сидела, подтянув коленки к груди, зарывшись лицом в пышное кружево пачки, печальная и сердитая.
– Я не хочу возвращаться, – проговорила она.
Кейт присела перед ней на корточки:
– Не будешь же ты всю ночь сидеть в лесу.
– Нет. – Девин приподнялась, посмотрела на поисковую группу и ткнула пальцем в Крикет. – Я не хочу возвращаться с ней домой.
– Де-евин… – протянула Кейт.
– Это все неправильно, – сказала девочка матери. – С бабушкой никакой жизни нет. Разве можно терпеть, когда у тебя отбирают вещи? Ты должна бороться, сопротивляться. Почему ты не даешь отпор? Здесь нам с тобой так хорошо. Это нормальное место, здесь можно жить. Почему никто этого не понимает? Сделай что-нибудь! – говорила Девин, и с каждой фразой голос ее звучал все громче.
Она сердито посмотрела на остальных.
Все стояли и молчали. Девин снова повернулась к матери.
– Ты поддалась ей, она уговорила тебя делать то, чего ты не хочешь. Почему ты ее слушаешь?
Кейт молчала.
– Сделай же что-нибудь! – снова крикнула Девин.
Она метала такие яростные взгляды на спутников Кейт, что Лизетта не выдержала и отвернулась. Джек обнял ее за талию.
Кейт покачала головой, и к горлу у нее подкатил ком. Сумасбродное, хрупкое и ранимое существо, ребенок, весь размалеванный, в нелепой яркой одежде и в очках, сидит посреди дикого леса и бросает вызов судьбе – а ведь бороться должны взрослые!
– Я очень расстроилась, солнышко.
Девин заплакала и в отчаянии повернулась к Крикет:
– Бабушка, я очень тебя люблю, но жить с тобой не хочу. Мы с мамой и сами проживем как-нибудь. Мама думала, что ты ей нужна, но ты не нужна ей. Она ошибалась.
Крикет поджала губы, развернулась и пошла прочь.
«Она терпеть не могла моих слез, – сказал однажды Мэтт. – Крикет Ферис в горе разбирается еще хуже, чем в любви. Она не знает, как справляются с горем, и ей проще делать вид, что ничего не произошло».
– Все хорошо, Девин, все хорошо, – тихо проговорила Кейт и взяла плачущую дочь на руки.
– Мы ведь не поедем обратно, правда? – спросила Девин, крепко обнимая мать.
– Нет, солнышко мое, – ответила Кейт, укачивая девочку. – Надо было не убегать сломя голову, а подойти ко мне, и я бы сразу все объяснила.