Постхайдеггерианское мышление исходит из того, что вопрос о том, что есть бытие, зависит от ответа на вопрос о том, что есть человек. А также из понимания того, что философия – это не онтология, а антропология. Как же теперь следует трактовать кантовский четырёхугольник?
1. К вопросу «Что есть человек» следует добавить уточняющее вопрос разъяснение, а именно: «если он существует как цель самого себя?». Существовать как цель самого себя – значит не существовать как тело, то есть существовать двояким образом: как бытие и одновременно как мысль о бытии. Как то, чего нет, но что одновременно дано в доопределении самого себя. Иными словами, ответ на вопрос о том, что есть человек, связан с золотым принципом антропологии, с принципом двойственности человеческого существования.
2. Что я могу знать? В ответе на этот вопрос важно не то, что я не всё могу знать, а важно то, что я вообще что-то могу знать. Важно указать не на «могу», а на «я», на то, что оно определяет себя через грёзу. Потому этот вопрос в постхайдеггерианском мышлении фактически звучит так: почему я, грезящий, хоть что-то могу знать? Или, что то же самое, почему я, ничего не могущий знать, всё-таки хоть что-то знаю?
3. Что я должен делать? Этот вопрос не констатация неисполненности. Он не нуждается в аналитике слова «должен». Он вновь обращён к пониманию устройства человека. В нём необходимо ответить на вопрос как, в каком случае возникает проблема долженствования в связи с делом? Что не определено во мне и почему я что-то должен делать, а не просто жить сообразно своему понятию? После Хайдеггера стало понятно, как может звучать сегодня этот кантовский вопрос. Что я, не имеющий сущности, должен делать. Что мне вообще делать, если я не отношусь к региону сущего, если я не марионетка бога и не автомат природы? Если я марионетка, то для меня не может существовать проблема должного. Если я автомат природы, то мои действия уже определены. Что мне делать, если я внутренне свободен? Как мне вести себя в этом случае? Как мне жить, если мир учреждается моим произволом?
4. На что я вправе надеться? Этот вопрос не обозначение нужды.В нём суть дела заключается не в ограничении наших прав. Дело не в том, что мы можем на что-то надеяться, а на что-то не можем. Суть дела состоит не в конечности человека. В вопросе выражена тревога в связи с ускользанием реальности. На что мне надеяться, если я сам причина реальности объектов своих представлений? На что мне надеяться, если я кладу себя в основание своих действий? Мне не на что надеяться, хотя я надеюсь. Что меня, одинокого, не подведёт, не обманет? В конце концов, во что мне верить, если я замкнут в себе самом? Не является ли моя вера вообще самообманом?