- Из меня сегодня компания так себе. Ходок я никакой. Разве только, если хотите, можем посидеть где-то… в парке или на речке.
- Давайте в парке. Мороженое любите?
- Мне всегда было интересно, кто его не любит.
- Случается, - безрадостно ответил Герман.
Юлька не любила. У нее была целая теория о бесполезности мороженого, в которой содержалось множество пунктов, но он отчего-то запомнил только два. От мороженого портятся зубы, и оно для фигуры – смерть. Предложение вместе ходить в бассейн не срабатывало. Извлечение из стройной теории одного пункта не отменяло всего учения в целом.
- Значит, я буду у вас в шесть.
- Хорошо… Я буду вас ждать, - сказала она и тут же хихикнула: - Дождевик-то отдайте! Он мне еще пригодится.
Рассмеявшись в ответ, Герман протянул ей дождевик.
- А у меня есть большой, даже огромный зонт.
Даша смерила его почти оценивающим взглядом, так не вязавшимся со всем ее видом, и тут же решительно уточнила:
- Такой, под которым можно гулять вдвоем?
Должно быть, кокетничала.
- Именно такой!
- Тогда, так и быть, не буду таскаться с ним весь день, - ответила она и сунула свернутый дождевик в ящик стола.
Липкович приехал за ней к шести. Им повезло, несмотря на тучи, медленно ползущие по серому, совсем не летнему небу, зонт им не пригодился. Они гуляли в парке, ели мороженое и говорили о Бродском. Герман поймал на себе пару удивленных взглядов прохожих, которые здоровались с Дашей.
На следующий день ровно в шесть Липкович был у библиотеки. Небо было гораздо светлее, чем накануне. Они гуляли в парке, ели мороженое и говорили о важности пропедевтики.
Еще через день Герман явился с букетом розовых пионов. Солнце слепило, и прятаться от него в тени парка было приятно. На них по-прежнему смотрели с любопытством, а они молча ели мороженое.
На четвертый день наступил кризис. Даша предложила сходить в кино. Из предложенного репертуара был выбран какой-то вестерн, как меньшее из двух зол. Они ели попкорн и смеялись там, где весь зал дружно всхлипывал.
Утром пятого дня Лев Борисович, почесывая небритую щеку, выплыл из дома и неспешно проследовал к грядкам с рассадой, где размахивал тяпкой Герман.
- Правильно, пока не жарко, - задумчиво сказал он.
- Сезон дождей сменился сезоном палящего солнца, - отозвался племянник и разогнулся.
- Мир – штука чертовски непостоянная, - философски заключил дядя, - для созерцателя – вечный ребус.
- Угу, - не менее философски подтвердил Герман.
Несколько мгновений Лев Борисович наблюдал за движениями племянника, снова взявшегося за прополку. Потом невнятно крякнул и промолвил почти человеческим голосом: