Он снова замер. На сей раз, держась за ручку двери. Медленно повернулся к ней и внимательно осмотрел ее.
— Для того, чтобы сказать это, вам не нужно было стричь ваши волосы, мадам. Боюсь, без них вы не понравитесь не то, что королю, но и любому другому мужчине, включая палачей, мясников и… и трубадуров, мадам.
— Вы прекрасно знаете, что путешествие в женском платье было бы для меня невозможно. И для меня не имеет ровно никакого значения, понравлюсь я кому-либо или нет. Если и вам я больше не нравлюсь, это внушает надежду, что вы передумаете уезжать из-за женщины, которая вам безразлична. Нет ничего удивительного, что ваша любовь угасла. Мужчина не может до бесконечности восторгаться завоеванным трофеем. Или вы всего лишь придумали ваши чувства ко мне, как очередную канцону.
— Канцону? — выдохнул маркиз де Конфьян, ошалело глядя на свою стриженую жену.
— Канцону, — повторила Катрин. — Возвращайтесь и продолжайте сочинять дальше. А я вас больше не потревожу, — она помолчала, раздумывая еще над чем-то, и все же решилась добавить. — Закон не позволит мне развестись с вами. Но это можете сделать вы. Причина для развода у вас имеется. Думаю, королева Мари поможет вам с этим. Но позвольте мне лишь самую малость — знать, что вы живы и в порядке.
— В порядке? Черта с два я в порядке! — воскликнул Серж и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.
Но не успела Катрин понять, что произошло, как его длинная фигура вновь появилась в дверном проеме.
— Спать будете в постели. Меня устроит тюфяк, кишащий тварями. На рассвете я уеду. А вы вернетесь в Конфьян, к нашему сыну.
«К нашему сыну. К нашему!»
Маркиза, побоявшись спугнуть то, что ей почудилось в этих его словах, молча кивнула и сильнее закуталась в плащ.
Он снова посмотрел на ее голову, поморщился при виде рыжих обкромсанных прядей и покинул комнату, толком не понимая, что теперь делать. Думать о том, зачем она примчалась сюда, было выше его сил. Он стоял на улице, вдыхал морозный воздух, хмурился оттого, что звезды спрятались под толщей туч, и небо стало совсем темным. Проведал Игниса на конюшне.
— Я придумал чувства, как очередную канцону! — заявил он коню и зло рассмеялся.
А спустя час, вернувшись в комнату, нашел жену спящей на тюфяке.
22 декабря 2015 года, Париж
Невозможно до бесконечности сидеть, запершись в комнате.
Невозможно до бесконечности жалеть себя.
Невозможно до бесконечности прятаться от всего мира и лелеять собственное горе.
Так думала Мари де Наве (пока еще де Наве), держась за ручку двери своей комнаты. Она просидела здесь, среди вышитых матерью подушек, кажется, не менее двух часов. За окном сперва сгустились сумерки, а потом и вовсе потемнело. Света она не включала. Было так просто представлять, что все случившееся — всего лишь дурной сон. Но и обманывать себя до бесконечности — невозможно тоже.