Проводив взглядом мелькнувшую в саду фигуру герцогини, брат Паулюс сонно усмехнулся. Пир накануне удался на славу, и монах только с рассветом завалился спать на какой-то лавке. С утра его разбудила жуайезская кухарка, накормив вкусным свежим хлебом и поставив бочонок местного вина. Тоже очень неплохого.
Паулюс задумчиво почесал затылок, тронул пятками своего ослика и медленно двинулся в сторону замковых ворот, напевая песенку Скриба.
Тот обернулся, услышав голос своего приятеля, да еще и ужасно перевравшего мотив, и, оставив топор на колоде, поспешил к другу.
– Тебе впору самому канцоны писать! – крикнул он на ходу. – Что за дивная мелодия!
– Нет, друг! Если я начну сочинительствовать, твоя слава померкнет! – усмехнулся монах. – Так что я лучше буду выращивать свой виноград и почитывать иногда молитвы.
– Ты главное с молитвами не переусердствуй. А то станешь как брат Ансельм. С кем мне дружить прикажешь?
– Я, Скриб, никогда не променяю нашу дружбу с тобой на молитвы. Но и ты, смотри, не переусердствуй в написании хвалебных песен. А то некогда тебе станет в харчевню заглядывать.
Паулюс хлопнул широкой ладонью друга по плечу и подмигнул:
– Старуха-то оказалась не такой уж старухой. И вовсе не косой. Худовата, правда. Но если ваша кухарка хоть чуточку похожа на нашу Барбару – она ее быстро откормит. Будет герцогу за что ухватиться. Теперь можешь смело воспевать ее красоту, никто не посмеет назвать тебя лицемером. А потом станешь оды в честь появления наследников писать. По одному в год.
Святой брат хохотал на весь двор.
Серж молча ждал, пока смех монаха прервется, а потом сказал:
– Не так уж приглянулись ее кости герцогу. С утра опять Его Светлость наведывался к Клодетт. И что за охота взяла его жениться?
– Значит, точно откармливать станет... – святой брат махнул рукой. – Тебе-то какая разница, болота там или порода. Знай, сочиняй да пой свои канцоны, лишь бы Их Светлости были довольны.
– Слышал ты, какую чушь вчера петь пришлось? – хмуро спросил Серж. – И каким чудом про небесные глаза не вставил, сам не знаю. И самое худшее – ей эта глупость понравилась, Паулюс!
Святой брат от удивления хрюкнул.
– С чего это худшее? Радоваться должен – угодил хозяйке. А коль вкус у нее не взыскательный, так и тебе легче будет усладить ее слух.
– К черту легче! – сердито отозвался трубадур. – Драгоценность от подделки отличить не может!
– Эх, Скриб! Все у тебя сложно. Тебе бы больше понравилось, если бы она разбиралась в поэзии и прямо посреди двора, перед всеми гостями возмутилась? Или, того хуже, попросила бы герцога наказать тебя? – монах пожал плечами.