Кряхтя и причитая Ула нагибалась ниже к воде, не видя её, но понимая холод всей кожей, всей душой. Рука тянулась — то ли набрать влагу в горсть, то ли…
— А-ах… батюшки, да что ж такое-то? — шепнула старуха, вмиг очнувшись и оборвав ноющий плач.
Берега осенила тишина. Так, без плеска и шума, завязалось самое значимое событие сезона во всей деревеньке и даже, пожалуй, окрестностях.
Рука Улы наткнулась на корзинку, судорожно сжалась! Ребёнок в корзинке шевельнулся конвульсивно, слабо, но старуха вмиг разобрала, что именно принесла река — и запричитала в полный голос. Залаяли псы по берегу. Скрипнула дверь сарая, захлопал крыльями неурочно разбуженный петух… И только люди не проявили себя. Сперва никто не выглянул, зная привычку Улы рыдать без повода. Лишь голос и остался у лекарки от молодости и силы: визгливый, но зычный, вроде сигнального рожка. Такой не годен для музыки, зато оповестит о приказе целое войско, не оставив никого в неведении.
Сонная Заводь не войско, а всего лишь деревня у реки, но Ула не желала замечать разницы, старалась в полную силу, денно и нощно… Деревня настороженно внимала воплям — и ждала то ли их завершения, то ли подробностей происходящего.
— Вовсе свихнулась, — просипел лодочный мастер Коно.
Он-то слышал каждый всхлип Улы: проснулся первым в деревне, ведь его сарай у причалов, близехонько. Старый Коно сперва, как вся деревня, решил переждать шум и натянул одеяло до макушки, норовя заткнуть ухо. Не помогло…
— Не с кем словом перекинуться, так решила нас скопом извести, — отбросив одело, пробормотал Коно. — Без причины, вот чую!
— Скажет, мертвяк всплыл, — отозвался второй сын Коно. Он не унаследовал отцовской сноровки в починке лодок, зато умел не перечить и потому именовался наследником. Вот и теперь сидел среди ночи в сарае и стерег отцовский сон. Сам он твердил, что переживает о здоровье старого, но знающие люди полагали, что причина в ином. — Эх, кинуть нечем.
— Кинуть, — Коно то ли задумался, то ли насторожился. — Эй, а уважение к сединам?
— Так пойду и гляну, а ну как навредил ей кто, мальчишки всякие… кинут чем, — поправился наследник.
— Хотя такую и убить не грех, — продолжил Коно прежним тоном.
— И то, — сник наследник. На четвереньках подобрался к батюшкиной лежанке и подоткнул одеяло. — Вам не дует? Зябко с заката, будто зима возвращается.
— Сам гляну, ведь не утихает, — заинтересовался Коно.
Наследник так же на четвереньках доставил башмаки, потянулся и стряхнул с перекладины отцову кофту, такую старую, что родного цвета не рассмотреть в многочисленных латках и штопках. Кофту вязала первая жена Коно, памятная ему, это вынуждало беречь бестолковую вещь и настораживало: наследник происходил от второго брака. Морщась и помогая расправить кофту на больном левом плече, усердный сын приладился, нырнул отцу под руку и повёл старого к дверям.