— Дядюшка, вы верите, что разъяснение писал один человек? — спросила Лия, поклонившись переписчику.
— Через строку диктовали, друг дружке гадя, — кивнул Монз. — В месяц до столицы и обратно обернуться можно, даже из дальних мест. Куда сложнее подать бумагу напрямую канцлеру! Сговор, скрепленный на бумаге, не у многих есть, но, едва разъяснение станет известно, таким обзаведётся всякий даровитый ноб, страхуя наследников и честь, связанную с сохранением кровной ветви дара.
— Что это вообще такое? — Сэн отложил последний лист, стиснул голову ладонями и жалобно глянул на травницу. — Матушка, с вечера в голове муть, ничего не понимаю.
— А ты мятки хлебни, да с пустырничком…
— Тот самый запах, — Лия выбрала чашку и налила настой, принюхалась. — Цветочный человек, ты один умеешь набрать такую мяту. Мне спокойно, хотя впору плакать… Некто, и ему служит граф Орсо, желает уничтожить смысл понятия «голубая кровь». Нет прямых причин так говорить, но я полагаю, что уже лет сто браки со смешением ветвей негласно порицаются, а то и устраняются. Вот пример: мама лишилась титула, мой отец, по словам матери, был убит при загадочных обстоятельствах. Я выжила чудом. Мать Сэна внезапно скончалась, его отец погиб. Именно нас без уведомления старших нобов рода сосватали богатым бездарям. Сэн сочетает синюю и алую ветви, я — белую и золотую. Вместе мы — полный цвет, так это называлось когда-то. Жаль, я не знаю смысла понятия. Однако тот, кто принёс бумаги, куда более осведомлен. — Лия повернулась к Сэну, положила руку на его плечо. — Если моя мама выразит согласие породниться с Донго, доживу ли я до первой примерки свадебного платья?
— Я… — Сэн сжал руку на отсутствующей сабле, сник. — Не знаю.
— Сэн, я выйду за тебя из соображений мести, это фамильная привычка Тэйтов. Если мы сможем промолчать о договоре, пока что не заключённом, и так дождёмся его подтверждения со стороны канцлера, я хотя бы доживу до оглашения помолвки и увижу графа в бешенстве. Ощипанный Орсо цвета спелой сливы… редкостное зрелище. — Лия допила настой и бережно поставила чашечку, не звякнув о столешницу. — Твое письмо к Тэйтам готово? Мне следует вернуться домой, не вызывая кривотолков.
— Скоро подадут карету, — встрепенулся Ул.
— Прекрасно. Сэн, до рассвета изволь закрыть этот открытый лист, обязательно вчерашней датой, — Лия встала. — Тётушка, у вас есть еще мята? Мне неловко, но я хотела бы забрать всю.
Ул ошарашено и даже с опаской наблюдал, как Лия и мама шушукаются у большого шкафа с коробами и пучками трав, перебирают их, нюхают, обсуждают что-то неуместное. То ли время сбора, то ли способ заварки. Сэн сидит каменный и с тоской глядит на девушку, чье согласие не надеялся получить. Теперь оно есть, вопреки всему, но на душе тяжело. От недавней жгучей ревности не осталось и следа, она полыхнула и пропала — вроде синего огня, спрятавшего отступление незнакомца.