Но вдруг в ее стонах удовольствия появилась иная, испуганная нотка.
— Что такое? — спросил он, пытаясь выпутать ноги из одеяла. — Оливия…
— Делайла, — вздохнула она. — Думаю, это Делайла.
— Что? — Люк зажмурился и тут же открыл глаза. Рядом с Оливией стояла большая собака. Высунув язык, она преданно облизывала ее спину.
— Чертова псина. Убирайся отсюда! — рявкнул Люк.
Оливия расхохоталась:
— Ничего страшного. Наверное, она проснулась и решила составить нам компанию.
— Мне не нужна компания.
— Даже я? — спросила Оливия.
Дьявол! Ему совсем не хотелось в этот момент огорчать ее, но, видимо, все же придется это сделать.
— Даже ты, — ответил он, вставая и протягивая руку, чтобы помочь ей подняться. — Оливия, нам было хорошо в постели — а уж на полу… Но это совсем не значит, что у нас есть шанс.
В сером свете дня ее глаза казались огромными. И несчастными. О черт, он не хотел причинить ей боль.
Увидев, что она с трудом сдерживает дрожь, Люк приобнял ее и довольно грубовато сказал:
— Ты замерзла. Делайла, уберись с одеяла.
Делайла не шевельнулась. Люк выругался, сдернул простыни с постели и закутал плечи Оливии. Она выглядела маленькой и потерянной.
Люк натянул одежду, так самозабвенно сброшенную около часа назад.
Оливия не двигалась.
Дьявол. Он подавил чувство, которое больше всего напоминало чувство вины.
— В чем дело? — спросил он резко. — Ты, конечно, понимаешь…
— Что? — перебила она неожиданно мрачно. — Что я просто развлечение на одно утро?
Он криво усмехнулся:
— Если ты хочешь так это назвать…
— Я вообще не хочу это никак называть. — Она куталась в простыни, как будто они могли укрыть и защитить ее от невыносимой боли. — Я предоставляю это тебе.
— Ну что же, — Люк глубоко вздохнул, нестерпимо желая смягчить свои слова, — ничего не изменилось, Оливия. Ты по-прежнему женщина, на которой я женился в результате обмана — и от которой ушел, когда обман раскрылся. Мне нравится спать… нет, не так. Мы ведь не спим, правда? Мне нравится заниматься с тобой любовью. Но я тебе не верю.
Оливия кивнула, и он опять почувствовал укол чего-то похожего на чувство вины. Она выглядела такой печальной, такой несчастной, такой… побежденной.
— Понимаю, — сказала она. — Мне давно следовало понять. Мы уже говорили об этом раньше.
Люк взял галстук и подошел к зеркалу. На него глянуло жесткое лицо со сжатыми в тонкую линию губами. И оно совсем не походило на лицо мужчины, только что самозабвенно занимавшегося любовью. Он буркнул себе под нос несколько крепких выражений, повязывая галстук, и увидел, что Оливия, полностью одетая, уже стоит у двери.