Но статья Одоевского не появилась в печати, а 14 февраля 1861 года он записал в своем дневнике: «Полторацкий с известием, что моя статья против кн. Долгорукова не может здесь быть напечатана». Так имя Долгорукова и осталось неоглашенным до появления книжки Аммосова. Но свидетельство Одоевского определенно и авторитетно, и значение его невозможно снизить даже ссылкой на личную обиду, причиненную Долгоруковым Одоевскому.
XVI.
Публикуя свое оправдание в собственном своем органе «Листок» (Ms 10 от 4 августа 1863 года, стр. 75—79), Долгоруков присоединил к нему и «Замечания по поводу книжки Аммосова». Замечания в литературе неизвестны; они прекрасно рисуют позицию Долгорукова, дополняют его «оправдание» и в целях полноты подбора заслуживают быть воспроизведенными.
«Вышепомещенное письмо к редактору Современника написано было нами в таком виде, чтобы не подать русской цензуре ни малейшего повода к запрещению напечатать его в России: по этой причине мы-должны были в нем умолчать о размышлениях, невольно в нас вызываемых поступками и образом действий врагов наших, орудием коих, в настоящую минуту, является г. Аммосов.
Желания: личной свободы, свободы слова и возможности, через посредство свободы слова, быть, по мере сил наших, хотя несколько полезным отечеству и не возвращаться в него, доколе не будет введен в нем настоящий конституционный порядок вещей со всеми ручательствами за права свободы личной и свободы слова. В 1859 году выехали мы из отечества, а в 1860 году напечатали книгу «Правда о России» и начали издавать журнал «Будущность». Тотчас же вос-кипели против нас злоба, вражда и жажда мщения во всех тех индивидуумах, которые имели поводы страшиться истины. Они хотели нам мстить во что бы ни стало и для этого вздумали пытаться доказать, что мы человек бесчестный. Но они сами не обдумали, что делают? В 1860 году нам уже было 43 года от роду, лета, в которых характер человека уже сложился окончательно и свойства его не подлежат перемене, а тем менее перемене внезапной. В отечестве нашем мы находились в приятельских, а отчасти и в дружеских отношениях с лицами, стоящими на первом плане на всех поприщах: литературном, государственном, общественном, и, конечно, не всякому дано иметь связи, подобные нашим. Итак, если мы человек низкий и подлый, то как же назвать тех людей, с которыми мы находились в близких связях? Разве эти люди так глупы, что не умели, среди короткого знакомства, нас распознать? Разве эти люди так бесчестны, что, зная человека способным к делам мерзким, к поступкам гнусным, вели с ним приязнь? Нет: люди эти и умны и честны. Как же назвать теперь врагов наших, прибегающих к подобным проделкам?..