26 января 1837 года 6. Записка от Аршиака 27 января 1837 года 8. Визитная карточка Аршиака. 9. Письмо Пушкина к Аршиаку
27 января между 9>1/2 и 10 часами утра. 10. От Аршиака Вяземскому. 11. Князю Вяземскому от Данзаса 12. От графа Бенкендорфа к графу Строганову". В ряде списков вслед за этими идет еще тринадцатый документ — письмо Вяземского московскому почт-директору А Я Булгакову от 15 февраля 1837 г. Те же самые документы, кроме анонимного пасквиля, который не был пропущен цензурой, были напечатаны в приложении к воспоминаниям К. К. Данзаса (см.: Аммосов. С. 43—70). Подробно об этих сборниках см. названную статью Н. Я Эйдельмана
С. 71. Надпись на конверте выглядела так: „Александру Сергеичу Пушкину" (курсив мой. — Я. Л.).
С. 71. О душевном состоянии Пушкина свидетельствует эпизод во время празднования лицейской годовщины 19 октября 1836 г. П. В. Анненков, со слов „одного из лицейских товарищей Пушкина", приводит „трогательный анекдот" о чтении Пушкиным своего стихотворения. Поэт „извинился перед товарищами, что прочтет им пьесу не вполне доделанную, развернул лист бумаги, помолчал немного и только начал, при всеобщей тишине, свою удивительную строфу: „Была пора: наш праздник молодой Сиял, шумел и розами венчался", как слезы покатились из глаз его. Он положил бумагу на стол и отошел в угол комнаты, на диван... Другой товарищ уже прочел за него последнюю лицейскую годовщину>1* (Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. Спб., 1855. С 425; ср. то же: М., 1984. С. 378). Эпизод со слезами повторяет и В. П. Гаев-ский, ссылаясь на Яковлева: „По свидетельству Яковлева, поэт только что начал читать первую строфу, как слезы полились из его глаз и он не мог продолжать чтение** (Гаевский В. П. Празднование лицейских годовщин в пушкинское время/Отеч. зап. 1861. № 11. С. 38). Детали этого эпизода в статье Гаевского приведены со ссылкой на „Материалы** Анненкова с примечанием: „Заметим, что Пушкин читал наизусть и, следовательно, никто не мог дочитать его стихов**. О чтении стихов наизусть записал тот же Яковлев в протоколе годовщины (см.: Грот К. Я Празднование лицейских годовщин при Пушкине и после него/Пушкин и его современники. Спб., 1910. Вып. 13. С. 61). По-видимому, Анненков пользовался информацией не Яковлева, а кого-то другого из товарищей поэта Несоответствие показаний („всех стихов не припомнил**) и неизвестного „лицейского товарища** дало основание Гастфрейнду усомниться в подлинности рассказа о слезах поэта (см.: ГастфрейндН. А Товарищи Пушкина по имп. Царскосельскому лицею: Материалы для словаря лицеистов первого курса 1811—1817 гг. Спб., 1912. Т. 2. С. 250). Это же мнение высказал и A JI Осповат в комментариях к фототипическому изданию „Материалов для биографии Пушкина** П. В. Анненкова (М., 1985. С. 160—161). Между тем ссылка Гаевского на Яковлева и все, что мы знаем о состоянии Пушкина осенью 1836 года, подтверждают этот эпизод. Умолчание о слезах поэта в протоколе годовщины может объясняться деликатностью Яковлева. И все же „состояние** Пушкина осенью 1836 г. нельзя назвать „оцепенением** — он активно занимался делами „Современника**. Даже в самое трудное для него время, за несколько часов до дуэли, он написал деловое письмо к детской писательнице А О. Ишимовой (см. выше, с. 128—129 наст. изд.).