Дуэль и смерть Пушкина (Щеголев) - страница 458

С. 370. увлечения... В 1834 г. внимание общества привлекла скандальная история четы Безобразовых. Флигель-адъютант С. Д. Безобразов женился на фрейлине JI. А. Хилковой. Брак оказался несчастливым.

Причиной этого явилось подозрение Безобразова, что жена его была любовницей Николая I. В дневнике Пушкина имеется несколько записей о „семейных ссорах Безобразова с молодою своей женой“ (1, 7, 26 января и 17 марта). Об „историй Безобразовых см.: Цявлов-скийМ. А. Записи в дневнике Пушкина об истории Безобразовых/ Звенья. 1950. Кн. 8. С. 1-15.

С. 370. наказанию... Слух о том, что Пушкин до ссылки был высечен в тайной канцелярии, был распущен Ф. И. Толстым, которого Пушкин, возвратясь из ссылки, вызвал на дуэль. Дело закончилось примирением. Очевидно, после первого издания книги де Култюра кто-то указал ему на допущенную ошибку.

С. 372. в камер-юнкеры. Щеголев цитирует неточно. 1 января 1834 года Пушкин записал в дневнике: „Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове, так я же сделаюсь русским Dangeau“(Акад. Т. 12. С. 318). Пушкин имеет в виду придворные балы в „собственном" (Аничковом) дворце для тесного круга приглашенных, близких ко двору и лично к царской семье (в отличие от балов в Зимнем дворце, куда допускался широкий круг дворянства и даже купечества).

С. 372. В 1910 г. к книге де Кюстина мог быть приложен только отрывок из дневника А. О. Смирновой, фальсифицированный ее дочерью. См. примеч. на с. 455 наст. изд.

С. 372. Вопрос, почему Пушкин называл себя русским Данжо, вкладывая в это определение угрожающий смысл, неоднократно привлекал внимание исследователей и решался по-разному. Первые комментаторы этой записи В. Ф. Саводник и Б. JI. Модзалевский в угрожающей формуле Пушкина („Так я же сделаюсь...") видели ироническое отношение к его новому придворному званию. (См.: Саводник В. Ф. Вступительная статья/Пушкин А. С. Дневник. 1833— 1835 гг./Под ред. В. Ф. Саводника и М. Н. Сперанского. М.; Пг., 1923. С. 20; Модзалевский Б. Л. Предисловие/Пушкин А. С. Дневник. 1833—1835/Под ред. и с объяснит, примеч. Б. Л. Модзалевского. М; Пг., 1923. С. 4). Д. П. Якубович истолкование этой фразы перенес в план личной жизни Пушкина. В угрозе Пушкина он (так же как и Щеголев) увидел сходство его судьбы с участью рогоносца минувшей эпохи (см.: Якубович Д. П. Дневник Пушкина/Пушкин. 1834. Л., 1934. С. 31—35). Б. В. Казанский видел смысл записи в сопоставлении „анекдотического" содержания мемуаров Данжо и интереса к анекдоту (т. е. изображению нравов прошлой эпохи и современных) в дневнике Пушкина. Ясность в истолкование записи внесла Л. В. Крестова На основании матер налов, доказывающих, что Данжо воспринимался современниками Пушкина как писатель-обличитель и что его хроника имела значение для широких политических выводов, Крестова пришла к выводу, что, называя себя „русским Данжо", Пушкин сознательно выполнял ту роль, которую Данжо осуществил непреднамеренно" (Крестова Л. В. Почему Пушкин называл себя „русским Данжо"? К вопросу истолкования „Дневника"/77. Исслед. Т. 4. С. 276).