С. 394. отказался от доходов... Имеется в виду деревня Кистенево, в которой за Пушкиным числилось 200 душ мужского пола, переданных ему 27 июня 1830 г. отцом „в вечное и потомственное владение". Эти 200 душ 5 февраля 1831 г. Пушкин заложил в Московском опекунском совете, чтобы дать будущей теще деньги на приданое невесте. 2 мая 1835 г. Пушкин отказался от управления имением, передав доходы от своей части сестре и брату (см.: Щеголев П. Е. Пушкин и мужики. Л.. 1928. С. 73—74, 143).
С. 394. С. JI. Абрамович полемизирует со Щеголевым, считая, что поводом письма Пушкина к Канкрину послужило желание Пушкина „привести в порядок свои дела" перед дуэлью. „Он сделал попытку,— пишет она, — расплатиться с правительством сразу и сполна, предоставив казне в счет оплаты свое нижегородское имение <..>. При других обстоятельствах Пушкин не пошел бы на это, ведь тем самым он лишал своих детей единственной недвижимости, которая ему принадлежала. Но в той крайности, в которой он очутился, ему показалось, что он нашел способ разрубить гордиев узел и обеспечить себе свободу действий в отношениях с правительством" (Абрамович. С. 94, 95). Такое объяснение не согласуется с поведением Пушкина перед дуэлью и после нее в январе, когда он беспокоился о материальном положении своей семьи и был благодарен Николаю I за обещание позаботиться о судьбе жены и детей. Щеголев прав. Письмо к Канкрину — „след реакции на сближение имени его жены с царем" в анонимном письме. Попытка С. JI. Абрамович отвести „намек по царской линии" неубедительна. Не совсем права она и когда пишет, что „и в свете и в кругу друзей Пушкина появление анонимных писем связывали только с именем Дантеса" (с. 98). До нас дошли устные рассказы В. А. Соллогуба, относящиеся к дуэльной истории. Один из них записал горячий поклонник поэта
Н. И. Иваницкий: «23 февраля 1846. Вот что рассказывал граф Соллогуб Никитенке о смерти Пушкина: „В последний год своей жизни Пушкин решительно искал смерти. Тут была какая-то психологическая задача. Причины никто не мог знать, потому что Пушкин был окружен шпионами: каждое слово его, сказанное в кабинете самому искреннему другу, было известно правительству. Стало быть, что таилось в душе его, известно только богу <„>. Разумеется, обвинения в связи с дуэлью пали на жену Пушкина, что будто бы была она в связях с Дантесом. Но Соллогуб уверяет, что это сущий вздор. <..> Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной при дворе, так думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного. Для души поэта не оставалось ничего, кроме смерти"» (Я. в восп. 1974. Т. 2. С. 482). Иваницкий путает, когда пишет, что Н. Н. Пушкина была фрейлиной (ему, как и другим, известны серальные привычки Николая I), но это не меняет основного смысла рассказа Соллогуба. Соллогубу было ясно скрытое содержание пасквиля, намекавшего не на Дантеса, а на царя. Письмо к Канкрину свидетельствует, что так понял пасквиль и сам Пушкин,— очевидно, именно это и позволило ему считать инициатором его Геккерна. Намек на Дантеса несомненно должен был привести к дуэли —этого посланник (Пушкин считал его составителем пасквиля, мы бы сказали— вдохновителем) не мог не понимать.