— Так и есть, — мрачно подтвердил Майк, — я как-то купил своей подружке нижнее белье, которое ей нравилось, так она мне тут же дала от ворот поворот. Вроде того, что замуж она не готова. И послала меня. А бельишко-то себе оставила…
— Нижнее белье — это не совсем то… — попыталась я спорить.
— Шмотки и есть шмотки. Все на себе носим, так ведь?
Интересно, стал бы Ли покупать мне белье? И что мне вообще делать с тем, что мы уже давно, как оказалось, тайно помолвлены?
— Ладно, речь сейчас не об этом, — прервала я, — мам, так что с брошкой?
— С какой стати Ли отдает тебе на хранение такую дорогую вещь? — опять встрял Стенли. — Если он такой богатенький, завел бы себе сейф. Или ячейку в банке.
Да чтоб вас черти взяли! Что вы лезете! Побеспокоились бы лучше о своей печени!
— Какая разница, отдал и отдал, — огрызнулась я, — он мне ее доверил, а она пропала!
— Или это был подарок на помолвку, вместо кольца? — хором пропели все трое.
— Нет, — взвизгнула я, — будьте любезны, дайте мне поговорить с матерью! Где моя брошь?
Все трое замолчали и уставились на мою мать.
— Патти, — тихо произнес Эд, — брошку ты взяла?
Мать обреченно вздохнула, как осужденный по дороге на эшафот. И я уже заранее знала, что она скажет.
— Я ее продала, — призналась мать.
Неделю назад пришел счет за электричество, уже четвертый, с предупреждением, что в случае неуплаты в понедельник в пабе отключат свет. Мать нашла брошь у меня в шкафу, когда искала чистые носки. И решила, что эта вещица — ее спасение.
Повисла пауза.
— Кому ты ее продала? — хриплым шепотом выдавила я.
— Филип сказал, что он…
— Филип! — крикнула я в отчаянии.
Мать снова принялась энергично тереть барную стойку.
— Ну да, твой брат… Он разбирается в таких вещах… Знает, куда и как что пристроить. Он решил мне помочь. Тебе же больше не до меня. Ты же теперь общаешься только с фотомоделями и актерами!
Если фибула попала в руки к Филипу, я могу ее никогда больше не увидеть. Он ее уже, наверное, пристроил, покрыл свои долги и материн счет за электричество.
Я молча повернулась и пошла к выходу.
— Фели, — крикнул мне вслед Стенли, — ты считаешь, это хорошо так обращаться со своей матерью?
Я бросила на них взгляд через плечо. Трое пьяниц, уже посиневших от спиртного, и за стойкой — моя мать, хрупкая одинокая женщина с глазами серны, полными упрека.
Не говоря ни слова, я вышла из паба.