Внезапно тот словно копьем ткнул рукоятью секиры в нижний край Торова щита, а затем нанес удар сверху так сильно и быстро, что Кнут едва успел увернуться. Не давая ему опомниться, Турс рубанул над самой землей, метя в ноги. Ловко подпрыгнув, так что лезвие прошелестело у самых его подошв, Кнут в свою очередь ударил в голову, но Турс принял выпад на древко, вскинув секиру перед собой и врезал Кнуту обухом в ухо, так что шлем зазвенел на всю округу.
Ошеломленный Кнут попятился, а Зимний Турс ринулся на него, вскинув топор. Используя длину рукояти, он рубил по щиту противника, не позволяя тому приблизиться, и теснил к краю площадки. Кнут с трудом оборонялся, подставляя щит под углом, чтобы лезвие соскальзывало с него, но было ясно, что долго он так не продержится. Уж не забыл ли брат, кто должен победить в этой схватке?
Выбрав мгновение, Кнут бросился вперед; щит его хрустнул под страшным ударом, зато Кнут сумел подойти к противнику почти вплотную. Удар топора была нацелен Турсу в левый бок, но тот чуть сместился, снова прикрылся древком секиры и, зацепив им за выемку в лезвии топора, рванул.
Золоченый топор Кнута взмыл в воздух, сверкая будто молния, и полетел под ноги зрителям. Вопль ужаса и отчаяния прокатился по толпе, но старший сын Горма недаром получил право носить в этот день имя Тора. Не растерявшись, он тут же метнул свой расколотый щит в лицо противнику и сам прыгнул на него, обеими руками вцепившись в рукоять ростового топора. Несколько мгновений они боролись, каждый тянул древко в свою сторону, но более тяжелый Кнут одержал победу: рванул Ключ от Счастья к себе, он немедленно так же резко толкнул его, заставив Турса потерять равновесие, и подбил ему ноги. Зимний Турс рухнул на спину, а Кнут вскинул к небесам обретенное оружие и с силой вонзил лезвие в землю возле самой головы поверженного врага.
Народ кричал от восторга, и казалось, ликующие вопли достигают небес.
Поверженного Турса забросали соломой и начали здесь же, внутри каменной ладьи, складывать погребальный костер. А победитель Тор направился на вершину кургана.
Общий дружный крик сменил прежние разрозненные веселые выкрики. Кнут приблизился к дверце, блестевшей начищенной бронзой, и торжественно стукнул в нее обухом секиры три раза. Потом наклонился, потянул за кольцо и откинул крышку.
– Здесь ли ты, моя дорогая? – крикнул он, склоняясь к черной дыре. – Жива ли ты, мое солнце весны?
– Я здесь! – Гуннхильд, стоя под самым отверстием, помахала ему рукой снизу. – Ты наконец пришел освободить меня?
– Да, Зимний Турс повержен, ты свободна! – На расстоянии и за криками толпы никто не слышал их беседы, кроме богов, но все должно быть проделано как следует. – Готова ли ты выйти в земной мир и озарить своей сияющей красотой небосклон?