Он обхватил себя руками и прибавил громкости, пока музыка не поглотила все вокруг.
Давно перевалило за полночь, но Август не мог уснуть.
Жужжание прекратилось, но его нервы были изорваны в клочья. Август прошлепал на кухню и налил себе воды. Пить не хотелось, но что-то в этом жесте действовало на него успокаивающе, помогало почувствовать себя нормальным.
Его внимание привлекла стопка папок на столе. Август потянулся к ним, но внезапно до него донесся какой-то шорох. Август отставил стакан в сторону, так и не притронувшись к воде, и обнаружил, что Аллегро расхаживает в коридоре взад-вперед перед дверью Ильзы.
Август постучался, но оказалось, что дверь лишь притворена, и от его стука она распахнулась. Свет в спальне не горел, и первым, что заметил в темноте Август, были звезды. Вся комната Ильзы была испещрена звездами. Крохотные светящиеся точки оптоволокна усеивали потолок, стены и пол.
Сестра стояла возле окна. Ее земляничные волосы, распущенные и странно невесомые, клубились вокруг лица, а растопыренные пальцы были прижаты к стеклу.
Ильза была в майке без рукавов. Август знал, что ее собственные звездочки разбегаются по ее плечам и рукам.
Две тысячи сто шестьдесят три.
Август никак не мог соотнести эту нежную и добрую Ильзу с монстром, чей истинный голос сровнял с землей целый участок в городе и уничтожил множество жизней.
«Наша сестра – ангел смерти».
Август хотел спросить ее про тот день. Что тогда произошло на самом деле и как себя чувствовала Ильза? Каково это – жить со столь тяжким – невыносимым – грузом?
Но он не смог.
Мягко ступая, Аллегро подкрался к кровати Ильзы и затаился в тенях.
Август повернулся, чтобы уйти, но неожиданно сестра заговорила – тихо, едва слышно.
– Оно рассыпается, – прошептала она.
Ее пальцы дернулись. Август осторожно приблизился к ней.
– Разрушается, – продолжала Ильза. – Не пепел к пеплу, прах к праху, как следовало бы, а неправильно, словно в глубине камня зарождается трещина, которая ширится, а ты ни о чем не знаешь, пока не настает день…
Она вновь прижалась к окну, и по стеклу пробежала паутинка тончайших трещинок.
Август коснулся руки сестры.
– Я чувствую трещины, но не могу сказать… – Ильза зажмурилась, но уже через секунду распахнула глаза. – Я не пойму, снаружи ли находятся трещины или внутри меня… А может, они повсюду? Август, это очень эгоистично – надеяться, что они снаружи?
– Нет, – мягко ответил Август.
Некоторое время они молчали. Когда Ильза нарушила паузу, ее голос звучал более уверенно:
– Тринадцать. Двадцать шесть. Двести семнадцать.