Он протягивает руку и больно тыкает меня в плечо. Это выводит меня из ступора.
– Что, прости? – с трудом выговариваю я. – Ты кто такой?
Все смотрят на меня с таким видом, будто пытаются что-то вычислить, – как люди-птицы, так и люди с синей кожей. Все они недовольно хмыкают.
– Кто-нибудь скажет мне, что я здесь делаю?
– Здесь какая-то ошибка, – говорит один из людей с синей кожей, обращаясь к Ведде. – Эта жалкая пташка совсем не похожа на ту, кого мы все это время искали, на похищенную Азу. Да она просто заморыш.
– Утопленники ее повредили, – заявляет второй.
– И Дыхание, которое доставило ее на борт. Надо полагать, оно тоже ее повредило. Оно несло ее, – говорит третий с ужасом и отвращением в голосе. – Я слышал, оно вырезало ее из оболочки, в которой она жила. Просто кошмар!
При этих словах все поеживаются.
– Странно, что она вообще после такого жива, – говорит первый.
Меня начинает мутить. Один из людей с синей кожей стучит мне в грудь своими острыми костяшками, и птица, которая поселилась у меня в легком, выдает глухую, сиплую трель.
– Канур уже устроил себе гнездо у нее в легком, – говорит Ведда. – Он не стал бы гнездиться ни в ком другом. Мне больше доводов не нужно, да и капитану тоже.
Все вдруг начинают толкаться и шептаться – им явно отчего-то стало не по себе – а потом встают по стойке смирно и больше не двигаются.
В каюту вошла женщина. Она настолько высокая, что чуть ли не касается головой потолка.
– Капитан, – говорит один из моих посетителей. – Мы как раз оценивали состояние новоприбывшей.
– Вы смеете обсуждать ее состояние до моего прихода? – рявкает она. – Вы смеете спорить о ее происхождении?
В следующее мгновение она уже склоняется надо мной. У нее черные волосы, закрученные в спиралевидные завитки и сплетенные в замысловатые узлы, бездонные, как нефтяные пятна, глаза и темно-синяя кожа. Скулы у нее высокие, нос прямой и тонкий, брови похожи на чернильные штрихи, а руки покрыты татуировками – спиралями, перьями и облаками из слов.
Я узнаю ее. Мне знакомо это лицо. Мне знакомы эти татуировки.
Я ее уже видела. Она годами мне снилась. В этих сновидениях мы с ней были вдвоем, а над нами кружили птицы.
Дрожащей рукой она дотрагивается до моего лица.
– А…за, – шепчет она. Звук доносится у нее не изо рта, а откуда-то из горла.
Она произносит мое имя практически так же, как произносим его мы с Джейсоном, когда хотим показать, что в нем есть &. Так его не произносит больше никто. Ее голос царапает слух. Он не похож на гладкие голоса остальных людей с синей кожей. Есть в нем что-то особенное, что делает его грубее и необычнее. Он похож на шепот раненого человека.