Тогда я вспомнил, что в октябре ей исполнится сорок лет. Я узнал точную дату и с букетом в руках снова поехал в Ц. Был прохладный день, один из тех ясных осенних дней, которые, беззаботно улыбаясь, заставляют нас забыть о близкой зиме с ее ледяными ливнями и снежными бурями. Был ясный день, дул свежий ветер, я слышал шум моря, но не пошел на дюну, а отправился к дому со скрещенными лошадиными головами на коньке крыши. Я был уже готов к тому, что опять испугаюсь, увидев ее, но когда я, открыв дверь, вошел в квадратную переднюю, когда дверь распахнулась и в ней появилась фрау Трауготт, маленькая, сгорбленная, вытиравшая руки о передник, глядевшая мимо меня потухшими глазами и чуть слышно промолвившая: «Так это вы, сударь», мне показалось, что сердце у меня оборвалось.
Ярость охватила меня, пылающая жгучая ярость: надо все же было мне вскочить на трибуну и крикнуть, что там выступал убийца.
Фрау Трауготт смотрела мимо меня и не произносила ни слова, она стояла в дверях, маленькая, сгорбленная женщина, несущая такое тяжелое бремя, какое редко кому достается. И все же она вырастила сына, содержала в порядке дом, обрабатывала свою землю и снискала уважение своих сограждан: да, этот человек достоин восхищения! Я сунул ей в руки букет, много говорить я не мог, а фрау Трауготт, держа цветы, стояла в дверях, качала головой и бормотала какие-то слова благодарности.
— Ну, а теперь мы выпьем по чашке чаю! — сказал я, и фрау Трауготт кивнула, тут в дверь постучали, и вошел бургомистр с букетом гвоздик.
— Сердечно поздравляю и желаю счастья от имени всей деревни! — сказал бургомистр, а фрау Трауготт утерла глаза кончиком фартука.
— Все здесь так добры ко мне, — сказала она, а потом добавила: — Так добры, так добры. — И, покачав головой, сказала: — Пойду приготовлю чай и ушла на кухню.
— Теперь я знаю, почему она не хочет уезжать отсюда, — сказал я.
— Почему? ~ с интересом спросил бургомистр.
— Здесь впервые в своей жизни она узнала человеческую доброту, — сказал я, — и не хочет ее потерять, поэтому она примирилась даже с морем.
Бургомистр держал на ладони букет гвоздик словно взвешивая его.
— Но ведь и в другой деревне ее приняли бы так же сердечно, — заметил он.
— Откуда это она может знать? — сказал я — Почти всю свою жизнь она терпела обиды, муки и унижения, а потом вдруг узнала людей, которые помогли ей, дали ей домик, и землю, и родину и эта родина значила для нее больше, чем искони знакомая страна с ее горами, ручьями и часовнями на склонах, среди этих людей она чувствовала себя в безопасности, хотя чужая ей природа и пугала ее.