— Я охотно помогу вам, фрау Трауготт, — сказал я и, взяв у нее молоток и гвозди, стал прибивать доски к стенке курятника. Она не возражала, смущенно стояла возле меня, потом вдруг выпрямилась и сказала: «Тогда я пойду приготовлю вам чаю», и медленно пошла на кухню.
«Она такой человек, который ничего не хочет брать даром», — подумал я, продолжая забивать гвозди, и, когда я прибил доски, появилась фрау Трауготт со своим подносом.
— Готово, — сказал я, отложил в сторону молоток и открыл фрау Трауготт дверь в мою комнату, она сняла с подноса чайник, стакан и маленькую сахарницу, а я откупорил бутылку рома и пригласил фрау Трауготт выпить со мной стаканчик грога.
— Сейчас прохладно, стаканчик грога вам не повредит, — сказал я, но фрау Трауготт молча покачала головой и оправила свой передник. Я сказал, что она, наверно, ждет мужа, и поэтому не хотел бы ей мешать, но она снова покачала головой. Я придвинул ей стул и предложил сесть, но она продолжала стоять.
— Ваш муж в отъезде, фрау Трауготт? — спросил я.
Она промолчала, в третий раз покачав головой.
— Он погиб, — сказала она, помедлив.
Я закусил губу.
— На войне, — сказала она и медленно повернулась, намереваясь уйти.
— Останьтесь же, фрау Трауготт! — поспешно проговорил я и с мягким усилием усадил ее на стул, потом достал из чемодана чашку и смешал ром с дымящимся чаем. Фрау Трауготт неподвижно сидела на краешке стула, не решаясь притронуться к налитому стакану. Чтобы помочь ей преодолеть смущение, я начал восторженно рассказывать о море, о побережье, а она сидела передо мной, как каменное изваяние.
— За ваше здоровье, фрау Трауготт! — сказал я и поднял стакан. Фрау Трауготт робко протянула руку, взяла стакан и отпила глоток, какое-то время она нерешительно держала стакан у губ, потом допила его и поспешно поставила опять на стол.
Я налил ей еще и спросил, живет ли она здесь одна, и она сказала: «Да». Я спросил, есть ли у нее дети, и она сказала: «Мальчик». Я спросил, сколько ему лет, и она сказала: «Пятнадцать». Я спросил, где он, и она назвала районный город. Я спросил, что он там делает, и она сказала, что учится в школе. Потом я уже не знал, о чем ее еще спросить, откуда она родом, спрашивать мне не хотелось, я помешивал ром в своей чашке, фрау Трауготт неподвижно сидела на краешке стула, и я почем зря ругал себя за то, что смутил робкую женщину своим упрямым писательским любопытством, но такова уж роковая особенность нашей профессии.
Я снова заговорил, расхваливая красоту здешних мест и деревушки, сказал, как хорошо я себя здесь чувствую, а фрау Трауготт повторяла свое: