— Так точно, господин фельдфебель, это и впрямь Агамемнон! — отрапортовал А.
— Эта свинья попросту моется, — протянул унтер-офицер В. и сплюнул.
— А мы, выходит, сидим в дерьме, — огорченно сказал обер-ефрейтор Б.
Это и на самом деле был Агамемнон. Высоко засучив брюки, он стоял по колено в воде и мылся.
Ему было запрещено мыться здесь, но он все-таки мылся, потому что наверху, на узле связи, он мыться не мог. Агамемнон был поваром узла связи, а воды там не хватало даже для немецких солдат; он и для кухни не всегда получал достаточно воды. Но вода была нужна не только для стряпни, обер-лейтенант Гольц требовал от Агамемнона строжайшей чистоплотности, вот ему и приходилось мыться на пляже, нарушая приказ, возбранявший вспомогательному персоналу греческого происхождения выходить за территорию узла и в особенности появляться на берегу моря. Агамемнон был вынужден чуть ли не каждый день нарушать запрет, поначалу он делал это со страхом, но до сих пор это сходило ему с рук.
«А чего мне бояться? — думал он. — Меня им подозревать не в чем».
Он покосился на гору, за которой находился узел связи, и с облегчением увидел, что и сегодня все как всегда — только ржаво-красная гора на голубом утреннем небе.
«А чего мне бояться? — снова подумал он. — Я повар. И могу сам о себе сказать — хороший повар. Господин обер-лейтенант очень меня ценит, и солдатам нравится, как я готовлю».
Так он успокаивал сам себя всякий раз, когда пересекал запретный рубеж. Успокаивая себя, он намылил голову, с удовольствием потер ложбинку на шее, бросил мыло на песок, широко расставил ноги, низко нагнулся и окунул голову в воду. Он не закрыл глаз, он любил смотреть под водой. Он увидел на волнистом, матово поблескивающем песчаном дне три круглых золотистых камешка. Они лежали так, что образовывали треугольник. Агамемнон разглядывал камешки и думал, что завтра получит жалованье, сможет купить вина, и улыбался под водой от удовольствия. Ему вдруг вспомнился генерал, которого он видел однажды в Коринфе, — это случилось через несколько дней после того, как немцы заняли город; генерал был весь в золоте, как бог, и его окружал рой людей, украшенных серебряным шитьем.
Агамемнон помнил этот день — он продавал на базаре горячие лепешки из кукурузы, и бог оказался милостив к нему, он улыбнулся, он кивнул Агамемнону, и тот, торопясь выполнить приказ генерала, подбежал к богу, но один из серебропогонников сильно толкнул его в грудь, потому что он посмел приблизиться к великому божеству.
«Странный все-таки народ эти немцы, — думал Агамемнон, поднимая голову из воды и переводя дыхание. — Стоит одному что-то приказать, другой тут же приказывает прямо противоположное. На них не угодишь!» Он намылил грудь и с гордостью подумал: