Де Бреку всем телом ощутил, как пробил церковный колокол. Полночь.
В лоскутах огня, существующего вместе с камином и креслом только в воображении барона, проступили черты знакомого лица.
– Не спишь? – кривляясь, произнесло огненное лицо. – Или только что проснулся?
– Я рад тебе, Гвидо. Ты сейчас далеко, старый друг?
– Ближе, чем ты думаешь, – хохотнул гость в камине, выдыхая в комнату сизый дым. – Чему же ты рад? Неужели у тебя закончились все мои амулеты?
– Амулеты закончились, но не в них дело. Мы давно не виделись.
– Неужели? Мне казалось, совсем недавно я имел счастье лицезреть тебя у себя дома.
…Чадящие черные свечи, кроваво-красный бархат. Обнаженное тело в полумаске – в прорезях видны расширенные зрачки. Чувственный рот кривится то ли от боли, то ли от наслаждения. Самка. Корм. Все кружится…
Де Бреку сосредоточился и возразил:
– С ночи большого бала, который ты устроил в честь весеннего равноденствия, прошло почти два месяца. Впрочем, я никогда не мог уследить за тем, как время течет для тебя.
Живущее своей огненной жизнью лицо стало задумчивым:
– Ты прав, Этьен, два месяца – это многовато для добрых друзей, если их не разделяет война. Но что мешает тебе пожаловать ко мне в гости?
– Я ведь даже не представляю, где ты сейчас, Гвидо.
Голова в камине завертелась из стороны в сторону.
– А дьявол его знает, Этьен! – наконец признался человек из пламени, которого де Бреку называл Гвидо. – Но здесь потешно. Хочешь – присоединяйся! Я найду способ перенести тебя в это место… где бы оно ни было.
Барон сделал отрицательный жест:
– Не теперь. Сейчас я нужен здесь.
– Ришелье?
– И не только, – вздохнул де Бреку. – Меня тревожит множество вещей, которые вроде бы не имеют ко мне отношения, но мимо которых я не могу пройти.
– О чем или о ком ты ведешь речь, старина?
– Например, есть женщина, которая беспричинно любит меня, а должна бы любить кого-нибудь еще. Или мужчина, который без повода ненавидит меня, а должен бы ненавидеть кого-то другого. Меня тревожат дети…
– Дети?
– …которые должны и не должны родиться. Меня беспокоят все эти торжества, которым нет конца. А еще меня волнует интрига, в которую я случайно оказался вовлечен, поскольку перехватил одно письмо… Скажи, старый друг, известна ли тебе особа, которую могли бы называть банкиршей?
– Мне известно несколько таких особ, однако бо́льшая их часть уже не в этом мире… – Голова снова покрутилась, рассматривая сквозь огонь что-то, чего де Бреку не мог увидеть ни с закрытыми глазами, ни с открытыми. – Но, кажется, и не в этом тоже. А из ныне здравствующих, да продлятся их дни… или закончатся поскорее… Например, бывшую покровительницу твоего внука ее во всех смыслах достойный муженек любя называл «моя толстая банкирша».