Сознание понеслось с бешеной скоростью, вокруг замелькали белые нити. Элли казалось, что она летит вдоль плотного потока искрящихся дождевых струй…
Вдруг наступила темнота, абсолютная, беспросветная. Элли ощутила себя потерянной. Черное пространство давило, угнетало, невыносимо хотелось увидеть хоть искорку, хотя бы маленькую звездочку…
Вспышка – перед взором словно солнце взорвалось. И снова светящиеся нити вокруг и бешеная скорость. А потом все застыло. Элли увидела серую планету, частично загораживающую собой бледное фиолетовое солнце. Зрелище было красивое и одновременно тоскливое, оно вызвало у Элли ассоциацию с древними стариками, в одиночестве доживающими свои последние дни.
Она полетела, набирая скорость в считаные мгновения, и ворвалась в атмосферу планеты. Какое-то время у нее было ощущение, что она движется сквозь густую патоку, это заставило вспомнить болото, трясину, которая засасывала, засасывала… Нахлынула волна паники, которая принесла четкое понимание: от нее, от Элли, ничего сейчас не зависит. Полная безвольность. Хотелось, чтобы сознание, которое кто-то всемогущий будто пнул как мяч, отправив в полет, снова вернулось в тело. Хотелось снова почувствовать весенние ручьи в венах.
Но ощущение движения через патоку исчезло, волна паники отхлынула. Элли летела над поверхностью планеты, а вокруг мелькали темные силуэты скал. Впереди показалось фиолетовое зарево, мертвенный рассвет чужого мира. Над горизонтом выглянул краешек солнца, на мгновение Элли почудилось, что это глаз исполинского чудовища – еще немного, и появится зрачок, а затем…
Мысль оборвалась, так как внимание резко переключилось на то, что раньше в темноте Элли приняла за скалы.
Свет фиолетового солнца отразился от плоскостей странных конструкций. Кубы, пирамиды, параллелепипеды, многогранники – объекты из черного материала соединялись друг с другом под немыслимыми углами. А еще вся эта геометрическая масса шевелилась. Плоскости меняли положение, грани притуплялись, сглаживались или, наоборот, – сужались и обострялись. Кубы втягивались в плоскости пирамид, а те в свою очередь превращались в параллелепипеды или другие фигуры, название которых Элли не знала.
Она казалась самой себе крошечной песчинкой среди этих безумных конструкций и ощущала страх перед механической и в то же время живой мощью, с какой менялась геометрия фигур. В каждом движении было что-то неумолимое, трагичное. То, как одна фигура будто бы пожирала другую, навевало Элли мысли о смерти, а вырастание новых кубов, параллелепипедов и пирамид отчего-то не казалось рождением. А еще пугало мрачное беззвучие этого хаоса.