– Вот именно, – Скиталец дотронулся до ее плеча.
– А воскрешенных много?
– Меньше, чем мне хотелось бы, Элли. Многие отказываются от этой чести, и я их выбор уважаю. Они уходят в небытие с мыслью, что жизнь их была полноценной и добавлять к ней вечность – перебор. А некоторые отказываются по моральным соображениям, считают меня абсолютным злом, представляешь?
Он сокрушенно покачал головой, и Элли уловила в этом жесте что-то притворное.
– Ты только посмотри на него! – весело воскликнул Скиталец, указывая пальцем в экран телевизора. – Обож-жаю этого парня! Видела, как он тому типу в морду заехал, а? Вот это я понимаю… Ну, старина Сильвестр, ну крутой мужик! Вот честное слово, когда он умрет, воскрешу его. Думаю, даже Вселенная не будет против. Сталлоне этого заслуживает. Воскрешу его и Оззи!
Элли непроизвольно улыбнулась. Она вспомнила папу, который вот так же шумно восхищался Гойко Митичем, сыгравшим множество ролей в фильмах про индейцев. Пока Скиталец говорил про воскрешение и достойных, она сидела в каком-то напряжении, а теперь расслабилась и подумала, что неплохо бы съесть еще одно пирожное.
– Вот что вы, люди, действительно хорошо умеете делать, так это фильмы снимать, – Скиталец широко улыбался. – Ты видела «Джентльмены удачи»? Раз сто смотрел и все равно смеюсь до слез. Вот это я понимаю – искусство. Настоящее искусство! Это вам не хухры-мухры!
В следующую секунду произошло то, от чего лицо Скитальца скривилось, стало злобным…
Карлик, который только что принес поднос с печеньем, неловко повернулся и опрокинул графин. Напиток растекся по столу, а несколько капель попали на экран телевизора.
В зале воцарилась тишина. Элли снова почувствовала внутреннее напряжение. Это внезапное затишье ей сейчас казалось секундами между вспышкой молнии и грозовым раскатом.
И насчет «грома» она не ошиблась.
Когда карлик начал пятиться от стола, втянув голову в плечи, Скиталец вскочил с кресла и заорал:
– Стоя-а-ать, мра-азь! – Голос был не человеческий, так мог бы реветь ветер в тоннеле.
Карлик рухнул на колени, заскулил, его серебристые глаза будто выцвели, став похожими на две грязные лужи.
– Мра-а-азь! – орал Скиталец.
Элли увидела, что он становился больше, словно внутри его была пружина, которая начала распрямляться. С треском рвалась одежда, на спине вздулся горб, с мясистым чавканьем удлинялись руки, ладони стали широкими, как лопаты.
Скиталец схватил телевизор и с легкостью швырнул его через зал. Телевизор врезался в украшенную мозаикой стену, кинескоп взорвался, обломки и осколки посыпались на пол.