– У нее наверняка родственники имеются. Они и позаботятся.
– Ну мало ли, – упрямо и немного обиженно сказал Виталий Аркадьевич.
– Вы ее даже в глаза не видели.
– И что? Она в нашу деревню забрела, и это… – скривился, видимо не находя нужные слова. И сдался: – Не знаю, как объяснить… Все мои добрые дела – плюнуть и растереть. Как дурак придумал себе правило… там соседке воды принесу, там клубникой угощу кого-нибудь… И вроде как нормально, живу себе. – Выплюнул леденец, вдавил его в землю, словно окурок загасил. – А бессонница-то никуда не делась. Услышал про эту девушку и понял: именно ей нужно помочь. Сегодня же в город поеду, сегодня же. И не смотрите на меня, пожалуйста, как на идиота, порой нужно не раздумывать, а просто делать.
– Да никто на вас и не смотрит как на идиота, с чего вы взяли?
Старик стушевался.
– Извините, Алиночка… я с утра не в своей тарелке. Не с той ноги, видимо, встал. А еще история эта…
Она решила больше не вмешиваться со своими сомнениями в его планы. Хочет помочь, пускай помогает. Но все же было любопытно, какие такие грехи совершил Виталий Аркадьевич, что теперь даже не знает, как замолить их. Крепко, видимо, нагрешил – совесть мучает, бессонница. А может, набраться наглости и спросить? Некоторые люди не упускают шанса выговориться…
Но Виталий Аркадьевич, не попрощавшись, уже шел к своему дому, и Алина решила расспросить его позже, если любопытство не угаснет. Смотрела ему вслед, чувствуя грусть и жалость – жалость к нему, к покалеченной девушке, к тем изуродованным людям на рисунках и почему-то к себе.
– Выглядите уставшей.
Алина не заметила, как подошел Федор со своим лохматым псом.
– Спала плохо, – буркнула недовольно.
– Что так?
Хотела ответить грубо: «А вам какое дело?», – но сдержалась. Пожала плечами, соврала:
– Не знаю.
Федор потрепал пса по загривку.
– Все еще дуетесь на меня? Лично вас я обидеть не хотел. Так уж вышло. Не думайте, что я эту сцену на кладбище заранее спланировал. Просто… не сдержался. Да и нетрезв был, если честно. Глупо, конечно, вышло.
Люди расходились – кто группами, продолжая обсуждать новость, кто поодиночке. Толстая женщина, по-прежнему прижимая пухлую ладонь к груди, ковыляла, громко охая. Алина не сомневалась, скоро она найдет новых благодарных слушателей.
Посмотрела на Федора.
– Почему вы назвали его нелюдем?
– Он мне не нравился.
– И только?
– Он мне очень не нравился.
Алина фыркнула.
– Не хотите – не говорите.
Федор внимательно смотрел ей в глаза.
– Хм-м, – прищурился. – Вас тревожит, что вы ничего не можете вспомнить о своем деде, верно? Спрашивали небось о нем у соседей, но, – щелкнул пальцами, – информации ноль.