Верьте в то, что глаза зеркало души после этого…
Лев Николаевич, сделав два шага к двери во вторую комнату, сразу нагнулся к ярко разгоревшейся печке…
– Как раскалилась!.. – произнес он, обращаясь к молодому человеку.
– Не надо закрывать трубы…
– Я залью-с, Лев Николаевич…
– Да, да, надо будет залить…
Только после этого хозяйственного распоряжения Лев Николаевич попросил меня войти и сам вошел во вторую комнату своего «обиталища», притворив за собою двери…
Так вот она, святая святых нашего великого писателя, вот она, лаборатория редкого таланта, светлого ума… Разумеется, и комфортабельнее, и уютнее, и роскошнее устраиваются у себя, в Москве, те два камердинера графской семьи, о которых рассказывал мне Константин Михайлов!..
«Многое есть, друг Горацио, на свете…» Ему, этому маститому старцу, который, помимо своего родового состояния, мог бы быть миллионером от одних изданий своих позднейших сочинений, – ничего не надо, кроме этих двух жалких каморок в своей усадьбе?!
Мне вспомнился только что рассказанный мне все тем же Константином Михайловым, пока мы подходили к дому, эпизод с лесом, который собирается якобы оттягать от графа один из соседей его по имению…
– Процесс будет, – добавлял Константин Михайлов. – Только сам граф-то, разумеется, судиться не будет… Он ни за что судиться не пойдет!..
Этому старцу, впрочем еще бравому и бодрому, действительно ничего не надо, если он способен довольствоваться теми двумя комнатами, в которых он живет…
Во второй комнатке, сводом низенького потолка как бы разделенной на две половины, стоит простая железная кровать у задней стены и три простых деревянных стола, заваленных бумагами, книгами, корректурными листами, – в первой половине комнаты…
Несколько таких же простых деревянных стульев у стены, у окон довершают обстановку. По приглашению хозяина я сел было на один из стульев у окна…
– Нет, пожалуйста, сюда, – указал он другой стул визави себя. – Там вам надует из окна…
Сам Лев Николаевич накинул себе на плечи, поверх своей чуйки, желтую вязаную шведскую куртку…
Я справился о здоровье маститого писателя, сказав, как много противоречивых сообщений появлялось в печати и о состоянии его здоровья, и об операции, которой он будто бы решился подвергнуться…
– Какой вздор, – ответил граф. – Пустой чирей вскочил вот здесь, – Лев Николаевич указал на правую щеку, – и никаких ни операций, ни докторов, ничего не было… Чирей прошел себе, вот и все, и я не прекращал своей работы!.. Я занят по горло… Жена уехала – она тоже очень беспокоится обо мне… Вот сын перевел мне с английского статью Карпентера «О современной науке», так я написал предисловие к ней для «Северного Вестника»: корректуру уж прислали…