— Хорошо, — сказал он ровно. — Разговора не было, Диего. Я поручаю тебе переговоры с южанами.
— Есть, мой капитан! — четко отозвался Диего, развернулся и пошел к квадратному люку под башней. Около самого отверстия он повернулся и посмотрел на Писарро.
— А что касается твоего брата Эрнандо… Прости меня, благородный Франсиско, но он дурак. Смелый воин, не спорю, но дурак. Я предупреждал его, чтобы он не совался в святилище, а он полез на самый алтарь, и вдобавок разбил их бога… Теперь на нем проклятье Пачакамака, и я ему не завидую…
— Сатанинские наваждения не властны над солдатами Девы Марии, — важно сказал Писарро. — Впрочем, я скажу падре Вальверде, чтобы тот принял меры…
Странная усмешка свела бескровные губы Диего, но Писарро этого уже не увидел. Обернувшись, он завороженно считал мерцающие золотые чешуйки на теле таящегося в долине чудовища. Все-таки оно было слишком огромным, слишком…
Диего д'Алькантра, первый меч всех земель по эту сторону Дарьена, звеня подкованными сапогами, вышел на выложенную полированным камнем внутреннюю площадь дворца и направился к крылу, в котором размещались послы из Куско. Было время третьей стражи, но у длинной, сложенной из циклопических плит стены справа толпились солдаты. Некоторые взбирались на плечи своих товарищей и пытались заглянуть в узкие трапециевидные окна — там, внутри, уже третий день шла опись сокровищ, полученных испанцами в обмен на жизнь Инки Атауальпы. Чуть дальше, у мрачного вида бронзовых дверей, дежурили шестеро здоровенных вояк во главе с Эрнандо де Сото — это была охрана пленного Инки. Писарро боялся, что индейцы попытаются силой освободить своего повелителя, и заботился об охране Атауальпы больше, чем о сохранности его золота. Но никто так и не попытался спасти Инку на протяжении двух месяцев его пленения; гигантская империя застыла в параличе, как человек с перешибленным позвоночником.
— Как служба, Эрнандо? — спросил Диего, останавливаясь перед де Сото. — Как дела у короля?
Де Сото с сумасшедшей скоростью вращал мечом, разрабатывая кисть — он изнывал от безделья на этом посту, где никогда ничего не происходило. Он ответил, не отрывая взгляда от сверкающей стали:
— Такая служба годится для свинопасов, Диего. Я не альгвасил, а конкистадор. Мое дело рубиться в честном бою, а не просиживать штаны под дверью проклятого язычника. Что говорит брат Франсиско, когда мы его отпустим?
— Мы не отпустим его, Эрнандо, — жестко сказал Диего. Бритая голова его жутко поблескивала в лунном свете.
— Порка Мадонна! — рявкнул де Сото. — Брат Франсиско дал этому чертовому Атабалипе слово дворянина! (Он все еще не мог правильно выговорить имя своего пленника). Я, черт меня подери, не так уж люблю этого идолопоклонника, но слово кабальеро есть слово кабальеро! Брату Франсиско придется отпустить Атабалипу, иначе он потеряет меня и мои шпаги!