В средине ноября в отряд Михаила пожаловал келарь. Сегодня он выглядел как-то торжественно.
– Не пропало желание повоевать за русскую землю, князь?
– Если бы пропало, бросил всё и ушёл в своё поместье.
– Похвально! Воевода Михаил Скопин-Шуйский в Александровской слободе успешно от гетмана Сапеги отбивается. Надо помочь, нужда в ратниках великая.
– Готов выступить.
– Славно! Я и письмо твоему тёзке приготовил.
Келарь протянул лист свёрнутой в трубочку бумаги.
– Когда выходить?
– А чего медлить? Завтра и выступайте с богом!
Михаил отдал приказ собираться к выступлению. Сразу суета началась. Одни кинулись оружие точить и смазывать, другие собирать вещи в котомки, хотя вещей кот наплакал. Запасное исподнее, варежки, тёплые носки. Но кто знает, когда они вернутся в столицу? Но точно – не все.
Утром, после завтрака и обязательного молебна, на котором и келарь Авраамий был, отряд выступил. Половину города прошли, потому что Сергиев Посад, где расположился Троице-Сергиев монастырь, был на севере от Москвы. Собственно, города не было, посады вокруг монастыря, что на холме Московец стоял при реке Кончуре.
Свежий ветерок и морозец заставляли шагать бодро. Ополченцы при всей защите – шлемах, кольчугах, куяках, трофейных нагрудниках польских. А поверх бронного железа уже тулупы, армяки. У всех рукавицы шерстяные или меховые, иначе железо боевое к коже примерзает. До монастыря от столицы полсотни вёрст, а прошли всего пятнадцать, как навстречу по санной дороге поляки конные вылетели. Полусотня, сабли наголо.
Михаил тут же приказал в две шеренги встать, копья на изготовку взять. А земля под снегом мёрзлая, подтоки на древках воткнуть не получается.
– Пищальники, к бою готовсь! – кричал Михаил.
Да и без команды его пищальники строились. Оружие ещё в Москве зарядили. Поляки уже близко. Ляхи видели разномастную одежду, полагали – малообученное ополчение перед ними, разобьют легко. А жертва сама в охотника превратилась.
– Пли! – закричал Михаил.
Грянул залп, когда до всадников полсотни шагов оставалось. И ни одна пуля не пропала даром. Кто в гусара угодил, а кто в коня. Сразу свалка, убитые и раненые кони попадали, на них другие, что сзади были, полетели. И нет уже той грозной силы, что страх наводила.
– Пешцы! Вперёд! Коли, руби ворога! – завопил Михаил и сам кинулся к полякам.
За ним пешцы с копьями. Поляк силён, когда на коне и преимущество в числе имеет. Уцелевшие после залпа поляки за сабли схватились, ругаются. А пешцы их копьями колют. По два-три пешца на поляка. Ляхов какое-то время выручали нагрудники и шлемы. Рожоны копий по железу на груди ляхов скользят, но пешцы сразу приспособились, кололи в ноги, в лицо. А как поляк охромеет, добивали. Копья увечья страшные наносят. Рожон копья, как меч на древке. Если уколол удачно, так насквозь тело пробил. Из ран кровища ручьём хлещет.