Мимо проехала машина, и водитель удивленно посмотрел на Мейсона, который остановился посреди дороги, задрав к небу голову. Решив, что не стоит усугублять свою репутацию весьма эксцентричного, любящего одиночество, постоянно занятого собственными мыслями мужа красивой, но бездетной миссис Мейсон, он повернул на улицу, идущую вдоль каменистого уступа. Направляясь к мысу, Мейсон время от времени поглядывал на заборы, пытаясь увидеть залитые водой сады и застрявшие машины. Или дома, пострадавшие от морской стихии.
Первое видение моря посетило Мейсона всего три недели назад, но он не сомневался в том, что оно реально. Он уже знал, что, уходя, вода не оставляет никаких следов на сотнях домов, погрузившихся на морское дно, и больше не опасался за судьбу утонувших людей, которые, очевидно, мирно спали в огромной водной постели, в то время как он любовался блистающими волнами, разбивающимися о крыши домов. Несмотря на этот парадокс, именно уверенность в истинности происходящего заставила Мейсона рассказать Мириам, что однажды ночью он проснулся, услышав рокот волн за окном, а когда вышел, обнаружил залитые водой улицы и дома. Сначала Мириам просто улыбалась, принимая рассказ мужа как очередную иллюстрацию его необычного внутреннего мира. Потом, три ночи спустя, она проснулась оттого, что услышала, как Мейсон, вернувшись домой, закрывает на замок дверь, и испугалась, увидев его покрытое испариной лицо. Он тяжело дышал.
На следующий день она все время оглядывалась на окно, надеясь увидеть там хотя бы какие-нибудь признаки моря. Кроме самой чрезвычайно странной истории ее беспокоило полнейшее спокойствие, которое Мейсон демонстрировал перед лицом ужасающего апокалипсиса, существующего только в его сознании.
Устав, Мейсон присел на низкую декоративную стену, отгороженную от близлежащих домов кустами рододендрона. Несколько минут он развлекался, рисуя палочкой узоры в белой пыли у своих ног. Бесформенная пассивная пыль каким-то непостижимым образом обладала теми же качествами, что и ископаемый моллюск, испуская загадочный тугой свет.
Впереди дорога изгибалась и уходила вниз, к полям. Меловой склон горы, покрытый плащом зеленого торфа, выделялся на фоне синего неба. На нем поставили металлический домик, а возле входа в шахту сновали крошечные фигурки, которые деловито устанавливали лебедку. Мейсон, отчаянно жалея, что не взял машину жены, наблюдал за тем, как они по одному спускаются в шахту.
Эта сложная пантомима весь день стояла у него перед глазами, даже потом, когда он вернулся домой и устроился в своей библиотеке. Она произвела на него такое впечатление, что частично заслонила воспоминание о черных волнах, мчащихся по ночным улицам. Сохранять спокойствие Мейсону помогала неколебимая уверенность в том, что и остальные скоро узнают о наступлении моря. Когда Мейсон отправился спать, он увидел одетую Мириам, которая сидела в кресле у окна, на лице у нее застыло выражение спокойной решимости.