— Убежал! — проговорил он лаконично.
— Кто такой? — спросил Лубенецкий.
— Да мешок-то мой золотой, Метивье.
— Ну, и черт с ним!
— Нет, совсем не черт. Он мне пригодился бы очень кстати. Некого теперь и представить графу. Все-таки чин, награда…
Лубенецкий мотал головой.
— Что, сомневаешься, чтобы я выпустил Метивье из рук? — подмигнул Яковлев.
— Есть тот грех.
— Ну, конечно, обобрал как липку! — захохотал сыщик.
— Я так и знал.
— Посоветуй, однако ж, Федюша, что мне теперь делать? Ведь во что бы то ни стало, а мне надо представить графу какую-нибудь сволочь.
— Тащи Грудзинскую.
— Грудзинскую? Гм! Мало толку будет — баба. Не люблю, я возиться с такой дрянью. Да и что с нее возьмешь! Впрочем, пришпилить бы ее не мешало. Бой-девка. Да только пришпилить бы ее не мешало другим путем.
— В таком случае у меня есть другой болван на примете.
— Кто такой?
— Верещагин.
— Ну?
— Ведь он прокламации Наполеона переводит.
— Неужто? — обрадовался Яковлев.
— Верно тебе говорю.
— Вот прекрасная-то статья! Ну, теперь дело кончено: он в моих руках. Русачка-то мне и надобно.
— Ты погоди, не торопись. Я сначала наведу тебя на путь, а потом уж ты и действуй.
— Превосходно, братец мой, превосходно! Федюша, слушай, хочешь, я тебя осчастливлю, друг мой!
— Ну?
— Поступай в полицейские драгуны. Теперь у меня большая сила в руках: я тебе и чин, и все такое выхлопочу. Брось эту дрянь — кофейню! Что за охота заниматься кипячением кофе, когда у тебя в голове гениальные мысли бродят. Ты отличный будешь полицейский. Ты для полицейского только и рожден.
— Что ж, пожалуй… — произнес, подумав, Лубенецкий. — Твоя мысль мне нравится. Ново и занимательно. Все равно я теперь скучаю и жизнь моя, можно сказать, разбита.
— Вот и превосходно! Я на днях же к делу и приступлю. Вот поживем-то — любо-дорого, Федюша!
— В свою очередь, и я могу сказать тебе такую новость, которая тебе пригодится.
— Говори скорей.
— В первых числах сентября Наполеон непременно будет в Москве.
Сыщик вытаращил глаза.
— Ты почему же знаешь?
— Это вопрос другой.
— Гм… новость-то в самом деле нешуточная!.. Ведь это, братец мой, черт знает чем пахнет!
— Да, уж именно, черт знает чем пахнет!
— Об этом надо донести главнокомандующему.
Через час-другой наши приятели были уже у Растопчина в Сокольниках, где в то время на своей даче проживал граф.
Лубенецкому поездка эта не особенно нравилась.
Скрепя сердце он ехал к Растопчину и обдумывал план объяснения.
Граф их принял немедленно.
В это время Растопчин находился в беспрерывной деятельности, то и дело его посещали разные лица, и он сейчас же удовлетворял каждого.