Так было и теперь.
Вышедшие из церкви начали сходить через ворота на улицу по ступеням, на которых сидела Варя. Она сидела на последней ступеньке, почти посредине, и должна была встать или посторониться, чтобы пропустить проходящих.
— Поди, ведь это наша Варя, блаженненькая! — удивилась шедшая впереди всех кормилица и хотела обойти ее сторонкой.
Но отцу новорожденного, который поджидал на улице первенца, почему-то не понравилась эта встреча, и он тихо тронул сидящую.
— Эй, милая, посторонись-ка!
Варя медленно повернула к нему свою голову и — не то с удивлением, не то со страхом — остановила на нем свой странный взгляд.
Это был тот самый купец, которого она встретила на Яузском мосту.
Купец несколько смутился и хотел уже оставить Варю в покое, как та быстро вскочила и, тыча ему в лицо пальцем, закричала:
— Вот он!. Вот он!.. Тот самый!
— Кто… я-с?.. — пробормотал как бы оправдываясь купец.
— Ты! Ты!
— Что такое-с?
— Недобрый человек! Недобрый!
— А! — протянул купец и с чисто купеческой улыбочкой, которая так хорошо характеризует плутоватых торгашей, обратился к сопровождавшим его:
— Дура-с!.. С полчаса тому шел я по Яузскому мосту..! На бедность просила… Мелочи не было — не дал, — вот она и кричит… Дура-с!..
Сказав это, он быстро сунул свою руку в карман, вытащил оттуда несколько медной мелочи и протянул ее Варе.
— Получите-с… вот-с… и с Богом, милая… Молитесь за грешного раба Божьего Николая и младенца Михаила…
Варя не брала подачки.
Высоко подняв голову, она стояла перед ним в страшно возбужденном состоянии. Большие черные глаза ее сверкали, молодое лицо, еще не утратившее признаков красоты, передергивалось странной судорогой, и вся она дрожала как в лихорадке. Что-то дикое, неестественное и страшное было в этом несчастном существе, бедном, оборванном. Казалось, в голове ее бродило нечто ужасное и роковое; казалось, она припоминала что-то такое, что ошеломило ее и застыло в душе ее тяжелым, мучительным бременем…
Все молча смотрели на бедную женщину и недоумевали, что бы это такое значило.
Более всех выразилось недоумение на лице купца. Он нетерпеливо и с досадой поглаживал свою бородку и обдергивал полы сюртука.
Сцена эта, видимо, была для него невыносима.
— Что же-с, берите, милая… — проговорил он наконец дрожащим от волнения голосом, желая прекратить это тяжелое и, можно сказать, глупое положение своих родных и свое.
Стоявшая молча, Варя вдруг тряхнула головой, рванула у него из рук деньги и сильно швырнула ему их в лицо.
— Не надо! — прохрипела она злобно. — Бери ты свои деньги назад!.. Разживайся!..